Цвет жизни

– Это что же у вас, значит… чудотворный-то источник прикрыли? Раньше-то, говорили мне, народ в этот день тут со всех краев сходился… И молебны бывали…

– Не прикрывали. Журчит себе… Но вроде сам по себе закрылся… Давно люди не едут…

– Небось власти приказали закрыть… Или как?

– В таких делах власть не приказывает, – ответила хозяйка и пытливо оглядела гостью.

– Да ведь власть-то, она и такая и этакая бывает… – стала рассуждать Матрена. – Одна на церковь безо всякого внимания… Даже сами вон детей крестят и попам в пояс кланяются. А другая возьмет да и шепнет народу, как сделать, как прикрыть…

– Нет, у нас само собой всё почти что закончилось… Да и колготы много было, разные люди ехали, шум, статьи в газетах… Опять же ребятишки… В школе им одно, а тут другое, чудеса святые… Убрали часовню, поскольку наезды к источнику кончились почти… Теперь вот рядом с этим местом птичник. Показательный…

Матрена поджала губы. «Не в тот лагерь попала», – подумала. И еще забродец для верности сделала:

– А как убирали часовенку, ничего такого не случилось?..

– Какого такого? – вскинула глаза хозяйка.

– Ну… не ослеп ли кто из убиравших, свет не полыхнул ли?..

– Полыхнул, но позже, – улыбнулась хозяйка.

– Полыхнул-таки… – облегченно вздохнула Матрена. – Свершилось, значит, чудо? А свет-то какой, яркий?

– К вечеру это было. Как включили движок, то лампы электрические и полыхнули. Для кур продленный день установили. Это по науке так. Чтоб неслись дольше.

Матрена заметно сникла.

– Чудно… Не заступилась Параскева за свой источник, не наказала никого… Значит… Вы не верите?.. – неожиданно охрипнув, спросила она хозяйку.

– Я об себе говорить не буду. А вот как некоторые старые люди говорят про источник этот. Решили, значит, еще в старое время, в Кашибекове церковь построить. А как деньги собрать? Вот и придумали: пусть в овраге иконка вдруг найдется. Этой самой Параскевы. Ну а люди, понятно, набожные, знак увидели, дескать, не простая икона, чудотворная. И вода в источнике тоже. И пошел-поехал сюда народ со всех уездов. Тут и слепой вроде прозрел, и хромой побежал… Я скажу, что вода-то в источники и впрямь серебряная. Поверишь, что волшебная. Девки молодые всегда набирали лицо омывать, чтоб красивей и чище было… И сейчас за водой иногда приходят, хотя родничок без прежней силы уже… А тогда – пошли деньги на церковь. У кого денег не было, холсты несли, хлеб в амбар ссыпали. Иные бездетные все наследство на церковь отдавали…

Хозяйка вдруг пытливо воззрилась на Матрену:

– А ты, милая, не к чудотворному ли источнику приехала?..

– К нему… Но не только, – совсем разволновалась Матрена, как-то невольно начав придумывать причину своего явления в этих краях… – Прослышал наш председатель, что в вашем хозяйстве птицеводство развито… А я-то птичница… Вот он меня и откомандировал. Езжай, говорит, изучай, какие у них там рационы и все другое… А про источник мне знакомая старушка, попадья бывшая, сказала, когда захворала я, руки-ноги страсть как закрутило… Езжай, мол, помолись, воды от Параскевушки попей, с собой привези… Вот я и приехала за этим и за тем сразу…

Хозяйка по-доброму улыбнулась:

– Водицы чего ж не набрать… А за опытом тебе к Соловьеву, к Александру Матвеичу надо, к председателю нашему. Он все тебе расскажет и покажет…

Председатель повез «командированную» на птицеферму. Матрена, как всегда дотошно, вникала во всё, подолгу осматривала помещения и технику. Две молодые птичницы охотно рассказывали старшей трудовой соратнице о своем шумном царстве: как ухаживают за птицей, как кормят ее.

– Мы это дело только разворачиваем, – скромничал Соловьев. – Взрослой-то птицы у нас пока что тысяч десять. Да около тридцати утиного молодняка. Но это только для затравки. Потом развернемся! Скоро еще получим тысяч сорок утят. А всего планируем вырастить к концу года все триста тысяч. Осилим, думаю. Теперь у нас свой инкубатор. Так что в будущем году, мамаша, и себя будем молодняком обеспечивать, и соседям помогать…

– Триста тысяч!.. – У Матрены схватило дух. – А кормов хватит? Наш-то председатель боится, что птица весь колхоз сожрет, твердит, что один разор от нее.

– Это как дело вести, – посерьезнел Соловьев. – Можно, конечно, и разорить колхоз, ежели, скажем, на чистом зерне птицу держать. А можно и большой доход получить. Взять, к примеру, диких уток. Ведь каждую весну тысячами летят они к нам, на мещерские озера. И ведь никто их не кормит, никого они не разоряют. А к осени потомство дают, и сами откармливаются лучше, чем на иной ферме. А у нас, гляньте-ка, вся долина в озерах! На этой самой вроде как неудоби и пасется наша утиная масса. Конечно, приходится их подкармливать, не без этого.

– А ведь у нас-то, у нас-то… – думая о своем, горячилась Матрена, – тоже кругом озера какие!.. А мы вокруг них кур водим… Ферму для отчетности держим. Я вот председателю этому…

Матрена так разволновалась, что забыла про свою хворь, совсем перестала чуять ее. Словно впрямь в целительной воде омылась…