Что-то совсем расстроился старик. Начал спешно закуривать. Любаша засмотрелась, как ловко Флеган все проделывал одной рукой. Вынул из кармана пиджака коробку. Играючи, открыл ее большим пальцем, оторвал от газетного сверточка косинку бумаги. Прихватил хвостик обрывка губами, начал скручивать пальцами тонкий длинный кулечек-самокрутку. Изделие получилось удивительно аккуратненьким. Любаша и обеими руками не смастерила бы так. Флеган согнул кулечек коленцем и начерпал в него махорки из коробки. А когда цигарка задымила, старик открыл форточку и погнал наружу сизую ядовитость. А тем временем раздумывал: «Если будет в колхозе работать, что она получит? Щепотки? А ртов-то действительно ферма! Да и какой прок от такой работницы?..»
Начал телефон крутить. Поговорил с сельсоветом, с больницей, с артелью инвалидов – нет ли подходящей работы для девчушки. Но чтобы и заработок был – небольшой хотя бы.
Слушая, как Флеган разговаривает, Любаша догадывалась, когда ниточка рвалась, а когда скручивалась и крепла. И лицо ее то светлело, то вновь мглилось.
Марийка забралась на плетень, поглядела вдоль улицы. Взмахнув руками, точно крылышками, спрыгнула.
– Пропала Любаша! – затревожилась девчушка, потирая ушибленное колено. – Поди, Флеган-то в поле ускакал, а она теперь ждет-рассиживается…
– Ее и на цепи не удержишь, если без дела! – возразила Варя, выворачивая лопатой перепутанное корневище с землей и крупными желтоватыми клубнями. – Поди, уже в бригаду ушла и наработалась!..
Егорята устали рыть картошку. Сели у плетня на траву и заспорили, куда Флеган пошлет Любашу.
– Хорошо бы на плантацию! И рядом с домом, и бабка Матрена звеньевой там, – рассудила Варя, соскабливая щепкой с рук черную сыроватую землю.
– Нет, лучше водовозкой! Весь бы день на бочке каталась! – И Володя-беззаботник показал, какое это удовольствие водовозничать. Расставил ноги и приседать начал, вроде на бочке трясется, коня погоняет.
– А я бы на птичник попросилась! – тоненько чирикнула Марийка. – Развела бы цыпляток пуховеньких полну ферму и караулила их от коршунов…
Володя усмехнулся.
– Коршунов надо ружьем отпугивать! А ты и стрелять-то не умеешь. Будешь в небо палить попусту.
– А еще лучше – бригадиром заместо отца! На Граче бы верхом ездила! – всех перекричал Васятка.
– На каком Граче?
– А которого отец обучал…
– Опоздал! – Володя насмешливо глянул на младшего. – На Граче теперь уже пушки на фронте возят…
Поспорили и согласились: главное, чтобы Любаша больше хлеба на трудодни получала.
– Вот заработает воз муки, тогда будем каждый день блины и оладушки печь! – размечталась Марийка. – А мешок муки продадим на базаре и всем туфли купим!
– А мне сапоги! – потребовал Васятка. – Отец давно обещал. Ждать измучился…
– И мне мама пальто обещала! В школу ходить не в чем… – захныкала Марийка. – Варька носила, носила пальто, а теперь мне обтрепочки…
Варя посмеялась:
– А еще что надо? Сейчас список буду составлять! Может, кому платочек купить – слезы да нос вытирать?..
Все переглянулись и посмеялись. Тут и Любаша пришла. Улыбчатая. Значит, хорошая работа попалась. Значит, удача!
– Договорилась! – радостно вздохнула Любаша. Скинула платок с головы, вытерла потный лоб. Видать, бежала, чтобы скорее новость донести. Отдышалась и глядит на егорят синими радостями. Отгадайте, мол.
– На птичнике будешь? – выскочила первой Марийка. Всей душой хотелось ей, чтобы сестра на птичник пошла. Жила бы среди желтеньких пушинок, черноглазок, слушала бы беспрерывный писклявенький щебеток. А растут-то как быстро! То вот в кулачке умещается, а там уже несушка важная или кавалер-петух красным гребешком-беретом похваляется, с кем бы подраться, побороться, ищет. Зернышко найдет – всех кур сзывает: «Ку…ку…ку…ку-шайте».
– Нет! – разуверила сестренку Любаша. – У нас теперь и птичника не будет. Их, кур-то, кормить нечем, трудодни-то они не клюют, а зерно все сдали…
– Значит, в правление уборщицей пойдешь? – Марийка разочарованно хмыкнула. Даже думать о такой участи не хотелось. Одно время их мать отведала этого счастья. Каждый день мыла заплеванный пол, окурки из всех углов выгребала. И хотя повесили в коридоре объявление, чтобы труд уборщицы уважали, но все равно плевали на пол и бросали окурки. И ноги никто о решетку перед крыльцом не вытирал. Несли грязищу в комнаты, будто назло. Вот убрал бы каждый хоть раз в неделю правление, да так чисто, как мать делала, так и уважали бы труд ее.
– Выдумала – уборщицей! – замахала черными руками Варя. – Лучше телят пасти!..
Посветлела Марийка, как узнала, что Любаша и от уборщицы отказалась.
– Буду работать в связи! – призналась старшая и глянула победно на малышей.
Егорята глазами стрелять: что это такое? Может, еще хуже уборщицы?
– Я знаю! – захлопала в ладоши Марийка. – Будешь корзинки и маты связывать в артели слепых? Да?.. А мне хорошенькую корзиночку сплетешь по грибы ходить…
– Любаша, не надо к слепым! – устрашился Володя. – Ослепнешь с ними, чего тогда делать будем?..
Любаша призналась: