Цвет жизни

– Это можно, – сказал Тарас и потянулся к коробке с золотыми буквами. Грязноватыми, с порядочно отросшими ногтями пальцами Тарас умудрился ухватить в коробке «Императорских» сразу пять папирос, четыре положил в карман, а одну зажал в зубах. Этот поступок и подозрительно заскорузлая ладонь арестованного вселили в жандарма сомнение, что перед ним сидит гимназист. Но это не разочаровало его. Если этот хитроватый и жадный до курева паренек вдруг рядится в чужое, чтобы принять другой образ, то здесь наверняка не всё чисто. С прежней любезностью офицер предлагал вопросы:

– Ну-с… А не скажете ли, молодой человек, кто у вас председатель этого…комитета?

– Какого еще комитета? – наивно спросил Тарас.

Офицер стал уточнять свой вопрос.

Тарас с трудом сдержал себя, чтоб не рассмеяться. Он наконец понял, что его приняли за другого преступника. Как говорится, ловили сокола, а поймали воробья. Однако эта забавная история вроде бы не предвещала ничего страшного.

Теперь офицер повел допрос не прямой дорогой, а окольными путями. Он взял со стола одну листовку и не торопясь, брезгливо морщась, стал читать:

«Долой царя и его прихвостней – генералов!

Долой проклятую братоубийственную войну, которая нужна только эксплуататорам!

Товарищи рабочие, крестьяне и солдаты! Уже больше двух лет продолжается эта небывалая в истории война. Миллионы ваших братьев, отцов положили свои жизни на многих фронтах или вернулись домой калеками. Но царь и генералы гонят все новые и новые тысячи солдат, дотоле честных тружеников, на кровавую бойню.

Кому же нужна эта бойня?

…Надо брататься с рабочими и крестьянами, одетыми в немецкие и австрийские шинели. Надо самим солдатам прекращать войну. Надо свергнуть власть помещиков и капиталистов и установить свою рабоче-крестьянскую власть, которая…»

Не дочитав до конца прокламацию, офицер отшвырнул ее и нервно зашагал по комнате. Казалось, что жандарм вот-вот схватит стул и запустит его в Тараса.

Через минуту офицер вроде бы успокоился, но, резко остановившись перед арестованным, вдруг стал кричать:

– Тебе… вам не стыдно призывать к предательству Отечества нашего? Не стыдно?! Распространять эту чудовищную и гнусную ложь?! Или вы думаете, что русские солдаты не знают, за что они сражаются? И против кого?.. – После вспышки гнева голос офицера стал потихоньку уравновешиваться. – Поймите, только подлые дезертиры, трусы, шпионы способны на такое преступление против Родины, против цивилизации. Вы что, молодой человек, думаете, что авторы этих похабных строк желают добра своему народу?..

Офицер сел рядом с Тарасом, положил ногу на ногу и неожиданно дружелюбно потрепал его за плечо:

– Помогите, помогите нам поймать авторов этой листовки… Назовите адрес типографии… И получите свободу, искупите вину, пойдете к больной родительнице вашей. – Тарас недоверчиво молчал. – …И не сомневайтесь, всё останется между нами, здесь умеют хранить тайны. Абсолютно не пострадаете. Ну как?..

Лицо офицера спокойно и доброжелательно. Только нетерпеливо вздрагивающая узкая ладонь, поглаживающая напрягшееся колено, выдает внутреннюю бурю. Уже загорелся и попыхивает огонек в прищуренных глазах…

Тарасу стало жарко. Он медленно вытер лоб и тут же с озорством переспросил:

– Так вам типографии нужен адрес?

– Да-да, типографии. Именно типографии, – чуть напряженно улыбнулся офицер.

– Ладно, так и быть, скажу, – уступчиво размяк Тарас. – На Мариинской, против аптеки. Да о том каждый извозчик знает. Вот там и типография.

Офицер вскочил и грубо оборвал:

– Вы…Ты мне тут басни не плети… Дурачком не прикидывайся! А и вправду дурак. Не представляет, что его ждет… Р-раздавлю! Вместе с соками всё что надо выжму!.. Будешь говорить? Ну?..

Офицер схватил со стола револьвер, щелкнул предохранителем. Тарас растерянно кинулся к двери, но офицер преградил путь и загнал его в угол.

– Размозж-жу!.. Приш-шью, как собаку… – уже не орал, а шипел он.

– Ничего не знаю я… – Тарас с боязнью глядел в дуло поблескивающего вороненого револьвера.

Наконец терпение жандарма лопнуло совершенно, и он умело пнул дерзкого арестованного в живот. У Тараса помутнело в глазах. Скрипя своими новыми сапогами, офицер злобно отскочил к столу и, упав в кресло, стал торопливо что-то писать, затем вызвал конвойного охранника. Передавая листок, хмуро указал на Тараса, который еще ежился в углу от боли в животе.

Через полчаса Тарас уже шел по центральной улице города. Вслед за ним шагал конвойный, держа в руке револьвер. Тарас замечал, как на тротуарах останавливались люди; многие сочувственно шептались, некоторые молча провожали равнодушным взглядом. А за спиной, как галчата, кричали ребятишки, забегали вперед и, разинув рты, смотрели на Тараса, словно на чудище.

– Разойдись! – пронзительно свистнув, кричал ребятне конвойный.

А Тарас уже подумывал о побеге. Неплохо б выкинуть какую-нибудь штуковину: в обморок упасть или неожиданно шарахнуться под ноги жандарму, сшибить его, нырнуть в ближайший переулок…