Был объявлен указ о прощении всех преступников и повышении в чинах всех должностных лиц. Вэнь Юню же и всем, поднявшим вместе с ним войско, был пожалован княжеский титул, а женам их почетное звание придворных дам первой степени…
Но само собой разумеется, что самой счастливой семьей в эти дни была семья Бянь Биня. Легко себе представить радость, охватившую всех при появлении Бянь Би, которого все давным-давно уже считали умершим.
Так прошло некоторое время, императрица выздоровела и издала указ о проведении женских экзаменов в будущем году и о приглашении на общий пир после будущих экзаменов всех тех женщин, которые выдержали дворцовые экзамены в предыдущий раз. Весть эта распространилась по всей империи и вновь взволновала умы всех девиц. Но рассказ об этом пусть будет поведан как-нибудь в другой раз.
Следует еще добавить вот что. Белая обезьянка, о которой говорилось уже не раз, была священной обезьянкой, жившей в пещере у богини Цветов. Когда богиня Цветов была низвержена в суетный мир людской, то обезьянка последовала за ней и думала возвратиться в обитель бессмертных только лишь вместе с нею. Но когда богиня Цветов поручила ей найти кого-нибудь, кто взялся бы написать повесть о девицах, и поручила передать ему тетрадь с тем, что сама богиня списала со стелы, то обезьянка отправилась исполнять это поручение.
Изо дня в день ходила обезьянка с этой тетрадью и искала подходящего человека, но не так-то легко его было найти…
Словно миг пролетели триста лет царствования династии Тан, настал период правления «Пяти династий»{538}
, и вот при династии Цзинь обезьянка нашла некоего Лю{539}, вполне подходящего человека, которому несомненно можно было поручить это дело, явилась к нему с тетрадью и стала объяснять, что ее привело к нему.— Макака ты этакая! — сказал он. — Ты разве не видишь, что творится теперь на свете? Кругом воюют — сегодня власть у одних, завтра у других… Я кое-как сумел написать «Старую историю династии Тан», и где там мне до праздных забав с этими россказнями!..
Обезьянке ничего не оставалось, как извиниться и уйти…
Настала династия Сун{540}
. Обезьянке удалось на этот раз разыскать сразу двух подходящих ей людей: некоего Оуяна и некоего Суна{541}. Оба были очень талантливыми людьми своей эпохи. Они просмотрели тетрадь, которую принесла им обезьянка, и сказали:— Эта «Новая история династии Тан» за семнадцать лет работы довела нас до того, что мы выжимаем последние капли крови из сердца. Рука уже ноет от усталости. Где нам еще возиться с этой тетрадью.
И так обезьянка не могла никого найти вплоть до эпохи ныне царствующей династии{542}
, когда узнала о каком-то потомке Лао-цзы{543}. Человек этот пользовался, правда, очень небольшой известностью, но обезьянке уже надоели эти бесконечные поиски, и вот она подкинула ему тетрадь, а сама вернулась к своей хозяйке.Человек этот просмотрел тетрадь и увидел, что разобраться в этом множестве переплетений событий и лиц и связно изложить их будет делом нелегким. К счастью, он жил в исключительный век спокойствия и довольства, прочитал немало любопытнейших книг из «Четырех сокровищниц»{544}
литературы, жил беспечной, вольной жизнью и в длинные зимние вечера или прохладные летние ночи, в те часы, когда являлось желание развлечься словом, он или пользовался ярким сиянием светлой луны, или устраивался перед уютным пламенем маленького светильника и с увлечением писал…Так проходил за годом год, и вот он написал эти главы. Но это была лишь половина того, что он задумал написать.
Как-то раз один из друзей его, болевший болезнью печали и тоски, стал читать его тетради. Лицо его оживилось, прошла его печаль, прошла навсегда его тоска, он смеялся, он хохотал до упаду и, прочитав до конца рукопись приятеля, сказал ему:
— Ты ленив, мой друг, а кроме того, ты и пишешь очень медленно, и невесть когда еще ты закончишь всю эту повесть. Не лучше ли теперь же сделать эту рукопись достоянием всех? Предоставь удовольствие прочесть нынче же эти главы всем тем, кто поймет тебя, всем во всех концах земли — и пиши себе потихоньку дальше…
Но, увы, разве слово рассказчика может значить что-нибудь? Отдано тридцать лет этой повести, вложено невесть сколько крови и мысли в нее, и все же она останется лишь маленькой каплей легковесного слова в огромном мире бесконечных, бессчетных миров.
Но я писал, писал, и мне стало казаться, что каждое слово мое благоухает цветком, и, кто знает, может быть, другие тоже, прочтя раз, прочтя другой, узреют цветок, и лицо их озарится радостной, понимающей улыбкой… Но это уж как положит судьба, а вообще ведь
И если кто пожелает увидеть полное изображение в этом зеркале, то пусть еще подождет…
ПРИЛОЖЕНИЯ
ОТ РЕДАКЦИИ