Цветы зла

Когда вы утром выйдете из дому с твердым намерением побродить по большим дорогам, не забудьте наполнить карманы небольшими грошовыми безделушками: плоским паяцем, приводимым в движение единственной ниткой, кузнецом, бьющим по наковальне, всадником с лошадью, хвост которой служит свистком, – и где бы вы их ни встретили, возле кабаков или у подножия деревьев, раздавайте свой запас незнакомым бедным детям. Вы увидите, как страшно широко раскроются их глаза. Сначала они не посмеют взять; они не поверят своему счастью. Потом их руки быстро вцепятся в подарок, и они умчатся от вас, как это делают кошки, убегающие прочь, чтобы съесть вдали от вас полученный кусок, ибо они научились не доверять человеку.

У дороги, за решеткой большого сада, в глубине которого сверкала белизна красивого замка, озаренного солнцем, стоял хорошенький свежий ребенок, одетый в нарядное летнее платьице.

Роскошь, беззаботность и привычное зрелище богатства делают этих детей такими прелестными, что кажется, будто они из другого теста, чем дети людей среднего достатка или дети бедноты.

Возле него валялась на траве великолепная игрушка, такая же румяная, как ее хозяин, лакированная, позолоченная, разодетая в пурпур и украшенная перьями и стеклянными блестками. Но ребенок не обращал внимания на свою любимую игрушку, и вот на что он смотрел.

По другую сторону решетки, на дороге, среди репейника и крапивы, стоял другой ребенок, оборванный, жалкий, выпачканный сажей, один из тех маленьких парий, в которых, однако, беспристрастный взгляд, очистив с них мысленно отвратительную ржавчину нищеты, открыл бы красоту, подобно тому как глаз знатока угадывает идеальное произведение живописи под каретным лаком.

Сквозь эту символическую перегородку, отделяющую два мира – большую дорогу и замок, бедный ребенок показывал богатому свою игрушку, которую последний рассматривал с жадным любопытством, как невиданную и редкостную диковину. Игрушка же эта, которую маленький замарашка всячески теребил, дергал и тряс в решетчатой коробке, – была живая крыса. Его родители, конечно из экономии, добыли ему игрушку прямо из самой жизни.

И оба ребенка братски улыбались друг другу, сверкая зубами равной белизны.

XX Дары Фей

То было большое собрание Фей для распределения даров между всеми новорожденными, появившимися на свет за последние сутки.

Все эти древние и своенравные Сестры Судьбы, все эти причудливые Матери радости и скорби были очень различны: у одних был вид мрачный и нахмуренный, у других шаловливый и лукавый; одни – молодые и от века были молодыми; другие – старые и от века были старыми.

Сюда пришли и все отцы, веровавшие в Фей, каждый со своим новорожденным на руках.

Дары, Способности, Удачи, Непобедимые Обстоятельства были сложены возле трибунала, как награды на эстраде при их раздаче. Но что здесь было особенного, так это то, что Дары не являлись наградой за какое-нибудь усилие, а совершенно наоборот, – милостью, даруемой тому, кто еще не жил, милостью, могущей предопределить его судьбу и стать для него источником равно несчастья, как и счастья.

Бедные Феи были страшно заняты, ибо толпа просителей была велика, а мир, поставленный посредником между человеком и Богом, подвержен, подобно нам, ужасному закону Времени и его бесчисленного потомства – Дней, Часов, Минут и Секунд.

И в самом деле, Феи совсем сбились с ног, как министры в день приема или служащие ломбарда в день национального праздника, когда бывает разрешена безденежная выдача залогов. Я подозреваю даже, что они посматривали время от времени на стрелку часов с таким же нетерпением, как земные судьи, которые, заседая с утра, не могут удержаться от грез об обеде, о семье и о своих любезных туфлях. Если в сверхъестественном правосудии наблюдается некоторая доля торопливости и произвола, то не будем дивиться, что то же самое бывает подчас и в человеческих судах. Мы и сами оказались бы в этом случае неправедными судьями.

И действительно, этот день не обошелся без нескольких оплошностей, которые могли бы показаться странными, если бы мудрость, а не прихоть была отличительной и постоянной чертою Фей.

Так, способность притягивать к себе, как магнитом, богатство была присуждена единственному наследнику очень богатой семьи, который, не будучи нисколько одарен ни чувством милосердия, ни алчностью к самым ощутительным благам жизни, должен был почувствовать себя позднее в чрезвычайном замешательстве от своих миллионов. Точно так же любовь к Прекрасному и поэтическое Могущество даны были сыну совсем темного бедняка, каменщика по профессии, который не мог никоим образом ни помочь развитию способностей, ни удовлетворить потребности своего достойного сожаления отпрыска.

Я забыл сказать вам, что распределение даров в этих торжественных случаях не подлежит пересмотру и что ни от какого дара нельзя отказаться.