Тульские метки

– Что? Где же вы были целый год?

– А Вам Николай Карпович не говорил? Задолго до отъезда я встречался с ним на заводе в его кабинете… Один на один… Говорил…

– О чём? Чем кончилась ваша говоруха? Разбитым корытом? Ни о каком вашем разговоре с ним он не говорил…

– Я говорил о женитьбе, о благословении… Он сказал, что Вале ещё два месяца до восемнадцати. Без института. Рановато таки пока ей замуж. Надо год-полтора подождать. Спрашивал совета у Николая Карповича, как нам быть…

– О Господи! – на вскрике перебила она. – Нашёл у кого спрашивать совета! Дурак пришёл к дураку за советом!

– Ну как же? Отец же…

– Да отец тут я! Ко мне надо было идти! Тогда б не было этой нашей глупой пустобрешины! К чему теперь разводить этот базар?

Было уже три часа ночи.

– Николай Карпович в Москве. В командировке. Вы ляжете на диване. Я сейчас принесу простыню.

– Что вы! Что вы! Я уйду.

– Если будет интересно, звоните. Узна́ете о дальнейшей судьбе Вали.

За углом в гостинице «Первомайской» я проспал до шести на коротком диване.

Позже я позвонил Вале по её новому телефону 7-58-32. Она не стала говорить и положила трубку.

13 сентября На эшафоте

Вызвали в обком.

Еле бредём в молчании всем редакционным базаром.

Уже у входа нас нагнал Малинин, первый секретарь.

Я показываю ему на уныло идущих позади. У всех опущенные головы. Едва переставляют ноги.

– Валерий Иванович! Ну чем не живая картинка «По пути на эшафот»?[47]

– Зато с эшафота все полетят радостными орлами. Идейно вас подпитаем!

Особенно на бюро несли по кочкам Конищева. Бывший директор сельской школы. Сейчас в «Молодом» генералит в идеологическом отделе «Юность». Второй Суслов![48]

Областная партийная газета никак «не нахвалится» им. Раз за разом докладывает читателям: Конищев украл статью у одного, у второго, у третьего. И всё сходит ему с рук.

А что нагородит от себя – без тоски не взглянешь.

Вот он разбежался порассуждать о неупорядочении зарплаты. И начинает статью с письма в редакцию Петрова (псевдоним Конищева). Пишет самому себе!

Говорят ему на бюро об этой чумной глупости, он в оправдание жалуется первому секретарю:

– Думаете, Валерий Иванович, легко написать статью? Сколько надо прочитать…

– Переписать, – с издёвкой подсказывает секретарь ему.

– Ну да!

– На восемьдесят процентов чужое переписываешь! И не говори.

Молчит, раз переписывает. Как возражать?

А вот ещё позанятней статейка «Четыре часа наедине со следователем».

Лучший друг-алкаш украл у Конищева пиджак и продал грузинам за три рубля. Пропил тот трояк вместе с Конищевым. Те грузины перепродали пиджак другим грузинам уже за семь рублей. Эти грузины увидели в кармане документы и звонят Коню:

– Приходи с пятью рублями, отдадим документы.

Конь пришёл с милицией.

Решение бюро было конкретное: морально нечистоплотен, идейно неустойчив; снять с должности заведующего отделом «Юность».

И эту «Юность» бухнули мне. Ведёшь успешно «Колос», бери в свои руки власть и в «Юности».

Уж так у нас. На ту лошадку, что везёт, и наваливают.

20 сентября Нате из-под кровати!

Автобусом возвращаюсь из ефремовской командировки. На длинном заднем сиденье рядом со мной толкуют два парня.

– Пока я, – рассказывает один, – месяц парился на футбольных сборах, она выскочила замуж! Приезжаю. Звоню. Она: «А у меня новость!» – «Именно?» – «Замуж вышла!» – «А меня на кого кинула?» – «Это ты меня кинул! Всё выговаривал мне: холодная, бесчувственная! Я долго думала… Тут вдруг позвонил один дружок детства. Ничего раньше не было, а тут вдруг нате из-под кровати да в обе руки! Он настойчивый! Раз в жизни я поступила не подумав. Дала согласие». – «А я?» – «Так ты ж не предлагал. А мне ждать некогда. Кто скорее сунул руку с сердцем, я к тому и бегом. Он настойчивее добивался счастья. Только ты не огорчайся. Уже почти месяц верно его люблю. Слишком долго. Залюбилась. Ты звони мне. Я буду ждать. Не хочу терять старых друзей. Тем более, которые нравятся».

– У меня, – продолжал парень, – блеснула печоринская мысля. Да, я не люблю её и не полюблю, но я вырву из её груди признание, я заставлю её презирать её же мужа, поселю в её душе любовь ко мне и вытопчу ростки любви к супругу. Я буду пить демонскую усладу, когда она, обезумевшая, растрёпанная, потерявшая голову, будет в ночи убегать от мужа ко мне. И мы будем делать всё! Я накажу её за её гнусное счастье. Это моя месть.

28 сентября Баюшки-баю

Страшный храп разбудил меня.

Смотрю, это Чубаров. Горьковский новобранец. Определили в конищевскую а капеллу. И подселили ко мне в комнату.

Мокрой мочалкой свешивает он голову со спинки стула и храпит-ойкает, никак не может встать.

Со стула он всё ж свалился, разделся, подмял свои шмотки под себя и заснул на полу.

Прохладно ж таки на полу.

Чуб пытается укрыться стулом.

Только от стула никакого согрева.

– Что ж ты, – выговариваю ему, – рядом с кроватью устаканился на полу?

– Пш… Пшл… Баю-бай, великий аятолла[49] Тола!..

– Быть по-твоему. Баюшки-баю.

29 сентября Барда-ак!

Отчётно-перевыборное партсобрание.

Комеди франсез!