Туман

«Ух ты, какая красавица! Эта и еще вон та… обе две. А тот, другой, наверное, ничего не добивается – это его добиваются… Может статься, он ее вовсе недостоин. Но сколько же радости в этой девчонке! С какой грацией она поздоровалась с приятельницей! Откуда у нее такие глазищи? Почти как у Эухении! Какое это, должно быть, наслаждение – забыть о жизни и смерти в ее объятиях! Покачиваться в ее объятиях, точно на ласковых живых волнах! Другой! Но этот другой – не возлюбленный Эухении, не тот, кого она любит; другой – это я. Да, я – этот другой. Я другой!»

Когда девушка вошла в какой-то дом, Аугусто остановился и вдруг понял, что зашел вслед за ней куда-то не туда. Он ведь собирался в казино, вот туда-то и надо пойти. По дороге он продолжал:

«Сколько же в мире хорошеньких женщин, господи боже мой! Почти все. Спасибо, Господи, спасибо; gratias agimus tibi propter magnam gloriam tuam![9] Красота женщин славит тебя, Господи! Какие у нее кудри, бог мой, какие кудри!

Кудри и впрямь были роскошные и принадлежали служанке, которая пересекла ему дорогу с корзиной в руках. Солнце пронизывало ее волосы, которые словно рвались на волю из косы и плавились золотом в чистом свежем воздухе. А под золотом волос лицо: сплошная улыбка.

«Я другой, я тот самый другой, – продолжал Аугусто, следуя за девушкой с корзиной, – но разве нет других? Для другого мужчины есть другие женщины! Однако нет таких, как она, как моя единственная, нет больше таких! Они все – не более, чем бледные копии моей единственной, сладостной Эухении! Моей? Да, я делаю ее своей силой желания и мысли. Тот, другой (иначе сказать, тот единственный), может, и обладает ей физически, и все же таинственный духовный свет ее глаз принадлежит мне, мне, мне! А разве не отражается этот свет в тех золотых завитках? В мире есть только одна Эухения, или она раздвоилась: одна – моя, другая – ее возлюбленного? Ну, пусть так, пусть их две, тогда он пусть остается со своей, а я – со своей. Когда накатывает тоска, особенно ночью, когда тянет плакать без причины, как же хорошо, наверное, утонуть в этих золотых волосах, уткнуться в них лицом, губами, заслонить ими глаза и вдыхать сквозь их аромат воздух! Хотя…»

Он почувствовал, что отвлекся, – служанка с корзиной остановилась перекинуться парой слов с приятельницей. Аугусто поколебался пару секунд и, подумав: «Эх, как же похорошели девушки с тех пор, как я узнал Эухению!», вновь зашагал в сторону казино.

«Если она упорно предпочитает другого, что ж, я способен на героическое решение, которое все сочтут поразительным великодушием. Любит она меня или нет, неважно – с ее долгами надо что-то делать!»

Его монолог был прерван взрывом смеха, лившегося будто с безоблачного неба. Неподалеку рассмеялись две девушки, звонкие, как птицы в цветочных зарослях. На миг Аугусто впился в них алчным до красоты взглядом, и они показались ему каким-то фантастическим сдвоенным созданием. Девушки шли под руку, и ему страстно захотелось остановить их, взять каждую под руку и пойти вместе – туда, куда повлечет их ветер жизни.

«Однако сколько же красивых женщин стало вокруг с тех пор, как я узнал Эухению! – размышлял он, следуя по пятам за смешливой парочкой. – Прямо рай какой-то! Какие глаза! Какие волосы! Что за улыбка! Одна светленькая, другая темненькая, но какая которая? Они у меня путаются!»

– Эй, приятель, ты что, спишь на ходу?

– Приветствую, Виктор.

– Я ждал тебя в казино, но ты не пришел, и…

– Я туда шел…

– Туда? Казино в другой стороне. Ты тронулся?

– В точку. Ладно, давай скажу тебе правду. Я рассказывал тебе об Эухении…

– О пианистке-то? Было дело.

– Так вот, я безумно влюблен в нее, как настоящ…

– Как настоящий влюбленный, я понял. Продолжай.

– Как безумец, друг мой, как безумец. Вчера я застал ее дома, пришел под предлогом, что хочу навестить ее дядю с тетей. Я ее видел!

– И она посмотрела на тебя, да? И ты уверовал в Господа?

– Нет, дело не в том, что она на меня посмотрела, просто я утонул в ее глазах; не в том дело, что я уверовал в Бога, а в том, что она стала моим божеством.

– Эк тебя…

– А она еще и суровая такая! Но не пойму, что со мной творится с тех пор: почти все встречные женщины кажутся мне красотками. Не успел я выйти из дому, а прошло всего-то полчаса, как влюбился аж в трех, даже нет, в четверых: в первую – за ее глазищи, потом во вторую – за роскошные волосы, а вскоре – сразу в парочку, темненькую и светленькую, за ангельские улыбки. И за каждой из них я шел. Что со мной?

– А с тобой, дорогой Аугусто, вот что: родник любви мирно спал в глубине твоей души, ибо не было ему применения; появилась пианистка Эухения, встряхнула тебя и взглядом всколыхнула тихий омут, где дремала твоя любовь; та пробудилась, вырвалась на волю и заполонила собой все. Когда человек твоего склада влюбляется по-настоящему в одну женщину, он влюбляется во всех!