– Анархист? – переспросил Аугусто.
– Да, анархист. Потому что мой анархизм подразумевает именно то, что всякий человек жертвует собой ради других, человек находит счастье в том, чтобы приносить счастье другим, и…
– Хорош же ты будешь, Фермин, когда в один прекрасный день кто-нибудь забудет подать тебе суп вовремя, а не в десять минут первого!
– Ладно-ладно, ты же знаешь, Эрмелинда, что я анархист-теоретик… я стремлюсь к совершенству…
– И счастье тоже – сугубо теоретическое! – сокрушался Аугусто, как бы разговаривая сам с собой. – Я решил посвятить себя счастью Эухении и обдумываю героический поступок.
– Какой же?
– Вы мне как-то говорили, сеньора, что дом, который оставил Эухении ее покойный отец…
– Да, мой бедный брат…
– …заложен, и долг превышает все доходы?
– Да, сеньор.
– Ну вот, этим я и займусь! – И он направился к выходу.
– Но, дон Аугусто…
– Аугусто ощущает в себе готовность к подвигам, к самым огромным жертвам. И теперь станет ясно, влюблен ли он сердцем, а не только головой, не выдумал ли он себе свою любовь. Эухения пробудила меня к жизни, истинной жизни, и кого бы она ни предпочла, я вечно буду благодарен ей. А теперь прощайте!
И он торжественно проследовал к выходу. Не успел он выйти, как донья Эрмелинда крикнула:
– Девчонка!
XII
На следующий день Лидувина сообщила Аугусто:
– Хозяин, там белье принесли.
– Девушка из прачечной? Конечно же, пусть заходит!
Вошла девушка с бельевой корзиной. Глаза их встретились, и бедняжка вспыхнула – а ведь раньше никогда с ней такого не случалось в этом хорошо знакомом доме. Прежде хозяин вовсе не замечал ее, и она, зная себе цену, по этому поводу даже досадовала. Не обращает на нее внимания! Не смотрит на нее так, как другие мужчины! Не пожирает ее взглядом, а точнее – не облизывает взглядом ее глаза, губы, все лицо!
– Что с тобой, Росарио? Тебя ведь так зовут?
– Да, верно.
– Так что с тобой?
– А почему вы спрашиваете, сеньор Аугусто?
– Ты раскраснелась! Никогда тебя такой не видел. Ты вообще какая-то другая.
– А по-моему, это вы какой-то другой.
– Может, и так. Но подойди поближе.
– Не шутите так. Давайте рассчитаемся.
– Шутить? Какие тут шутки? – произнес Аугусто серьезней некуда. – Подойди поближе, хочу тебя рассмотреть.
– Да ведь вы меня сто раз видели.
– Видел, конечно, да не понимал, какая ты красивая.
– Не смейтесь надо мной, господин. – Щеки ее пылали.
– Ты сегодня такая румяная! И это солнце…
– Перестаньте же!
– Подойди ко мне. Ты решила, что господин Аугусто рехнулся? Нет, вовсе нет! Безумцем я был раньше – точнее, был глупцом, абсолютным глупцом, блуждал в тумане наугад… А недавно у меня открылись глаза. Сама посуди: сколько раз ты приходила сюда, и я смотрел на тебя, но не видел. Как будто я и не жил вовсе, Росарио, не жил вовсе… Ох и глупцом я был… Что с тобой, милая? Что с тобой?
Взволнованная Росарио опустилась на стул и, закрыв лицо руками, расплакалась. Аугусто вскочил, захлопнул дверь, вернулся к девушке и, положив руку ей на плечо, тепло и проникновенно сказал:
– Ну что с тобой, милая? Что не так?
– Вы мне такого наговорили, дон Аугусто… вот и плачу.
– Сущий ангел ты!
– Не говорите мне такого, дон Аугусто.
– Как же не говорить? Я был слепым и глухим, жил вполсилы, пока не встретил одну женщину, понимаешь ли, другую женщину. Она открыла мне глаза на мир, а главное – я научился видеть вас, женщин.
– А эта женщина… она, наверное, недобрая?
– Недобрая? Недобрая?.. Отдаешь ли ты отчет в своих словах, Росарио? Знаешь ли ты, что такое «недобрая»? Что такое не быть добрым? Нет, эта женщина вроде тебя, сущий ангел. Но она не любит меня… не любит… не любит… – Голос Аугусто прервался, к глазам подкатили слезы.
– Бедный дон Аугусто!
– Верно говоришь, Росарио, верно! Бедный дон Аугусто! Скажи: бедный Аугусто!
– Господин…
– Ну скажи: бедный Аугусто!
– Раз вы так просите… Бедный Аугусто!
Тот сел и позвал:
– Подойди сюда.
Как под гипнозом, она поднялась, затаив дыхание. Аугусто сгреб ее в объятия, усадил к себе на колени, крепко прижал к груди и, прижавшись щекой к ее пылающему лицу, выпалил:
– Ох, Росарио, Росарио! Я не знаю, что со мной творится! Та женщина – ты сказала, что она недобрая, хоть вы и не знакомы, – вернула мне зрение… Но и ослепила меня! Раньше я не жил, теперь ожил. Зато теперь, когда я жив, я осознал, что означает умереть. Мне нужна защита от этой женщины, мне нужна защита от ее взгляда. Ты поможешь мне, Росарио? Помоги мне защититься от нее!
Он услышал в ответ слабое, вздоху подобное «да!» – точно издалека.
– Я уже не знаю, Росарио, что со мной происходит, что я говорю, что делаю, что думаю; я уже не знаю, влюблен я или нет в эту женщину, которую ты назвала плохой.
– Да ведь я же, дон Аугусто…
– Без донов. Аугусто.
– Аугусто, я…