Туман

С минуту оглушенный Аугусто стоял ни жив ни мертв, а когда сумел стряхнуть туман смятения, схватил шляпу и ринулся на улицу, не разбирая дороги. На пути ему попалась церковь святого Мартина, и Аугусто машинально вошел. Внутри он увидел только еле теплящуюся лампадку против главного алтаря. Ему почудился запах тьмы, ветхости, окуриваемой ладаном древности и векового очага. Он чуть ли не ощупью пробрался к скамье и рухнул на нее. Накатила смертельная усталость. Издалека, очень издалека то и дело слышалось чье-то тихое покашливание. Аугусто вспомнилась мама.

Он прикрыл глаза и как наяву увидел приветливый уютный дом, где солнце струится сквозь занавески, расшитые белыми цветами. Увидел мать с ее слезной улыбкой, беззвучной походкой и вечно траурным платьем. Припомнил всю свою жизнь, ту, в которой он был всего лишь сын, плоть от плоть своей матери, и жил под ее крылом. Вспомнил и тихую, мирную, кроткую и безболезненную смерть бедной женщины, чья душа бесшумно отлетела вольной птицей в вышину. Потом перед его внутренним взором возникла встреча с Орфеем, ее сменили причудливые картинки, как в кино, и он погрузился в состояние полудремы.

Рядом кто-то молился шепотом. Спустя какое-то время этот человек направился к выходу, Аугусто – за ним. У самых дверей человек окунул указательный и средний пальцы правой руки в чашу со святой водой и предложил Аугусто, затем перекрестился. Они вместе вышли на свет.

– Дон Авито! – воскликнул Аугусто.

– Он самый, милый Аугусто, он самый!

– И вы здесь?

– Да, я здесь. Жизнь многому учит, смерть – еще большему. Ни одна наука с ними не сравнится.

– А как ваш кандидат в гении?

Дон Авито Карраскаль поведал ему горестную историю своего сына и в заключение сказал:

– Теперь ты понимаешь, Аугусто, как я дошел до этого…

Аугусто молча опустил глаза. Они двинулись по проспекту.

– Да, Аугусто, да, – продолжал дон Авито, – жизни может научить только сама жизнь, вот и вся педагогика. Мы учимся жизни, когда живем, и каждый человек берется изучать эту премудрость с нуля…

– А как же труд поколений, дон Авито, наследие веков?

– Наследие бывает двух видов: иллюзии и разочарования. И то, и другое можно найти там, где мы с тобой только что повстречались: в храме. Бьюсь об заклад, тебя привела туда либо великая иллюзия, либо великое разочарование.

– Все сразу.

– Да-да, все сразу… Потому что иллюзия с надеждой порождают разочарование, воспоминания, а те, в свой черед, иллюзию и надежду. Наука – это реальность, это настоящее, дорогой Аугусто, а я уже не могу жить настоящим. С тех пор, как мой бедный Аполодоро, моя жертва, – на этих словах в его голосе прорезались слезы, – умер, то есть наложил на себя руки, для меня настоящего нет. Ни наука, ни реальность не имеют для меня более никакой ценности, живу только памятью и надеждой. Вот я и явился сюда, в очаг всех иллюзий и разочарований – в храм!

– Значит, вы уверовали?

– Да как знать!

– То есть не верите?

– Не знаю, верю я или нет. Знаю, что молюсь. А о чем, и сам толком не пойму. Нас тут несколько человек, по вечерам собираемся помолиться вместе. Они меня не знают, я их не знаю, но мы чувствуем внутреннее родство, солидарность. Теперь я думаю, что человечество спокойно обойдется без гениев.

– А как ваша жена, дон Авито?

– О, моя жена! – воскликнул Карраскаль, и заплаканные глаза словно озарились изнутри. – Пока меня не настигло ужасное несчастье, я и не подозревал, что она за сокровище. Лишь тогда я смог ее разгадать, когда страшными ночами после самоубийства Aпoлодоро плакал в ее материнских объятиях, склонив голову ей на колени. А она ласково гладила меня по волосам и повторяла: «Бедный мой сыночек! Бедный мой!» Никогда прежде не была она настолько матерью, как в те дни. Когда я сделал ее матерью – и зачем? Неужели только затем, чтобы она родила мне будущего гения? Вот уж не думал, что настанет день, и я буду нуждаться в ней именно как в матери. Ведь родной матери я не знал, Аугусто, совсем не знал. Не было у меня матери, и я не знал, что это такое, пока мы с женой не потеряли сына и она не ощутила себя моей матерью. Но ты знал свою мать, Аугусто, ты знал драгоценную донью Соледад. В противном случае я посоветовал бы тебе жениться.

– Да, я знал свою мать, дон Авито. Однако потерял ее. А вспомнил там, в церкви.

– Если хочешь заново обрести мать, то женись, Аугусто!

– Другую мать мне не найти.

– Верно, но ты все равно женись!

– Как именно? – сказал с невеселой улыбкой Аугусто, припомнив одну из теорий дона Авито. – Методом дедукции или индукции?

– Не время для острот. Господи, Аугусто, не напоминай о моей трагедии! Однако, если развернуть твою шутку, то женись методом интуиции!

– А если та, которую я люблю, меня не любит?

– Женись на той, которая тебя любит, даже если сам не любишь ее. Лучше жениться так, чтобы твою любовь завоевывали, чем наоборот. Найди женщину, которая тебя полюбит.

В голове Аугусто промелькнул образ девушки из прачечной. Ему ведь показалось тогда, что бедняжка в него влюблена.