Туман

И Эухения выбежала вон, твердя про себя: «Какая свинья! Какая свинья! Даже не подумала бы! Свиньи все!» Дома она закрылась в спальне и разрыдалась. Начался жар, и она слегла.

Маурисио растерянно потоптался на месте, потом успокоился, закурил сигару и вышел на улицу. Сделал комплимент первой попавшейся девушке.

Тем же вечером Маурисио беседовал с приятелем о доне Хуане Тенорио.

– Неубедителен, – сказал Маурисио, – точно в театре.

– От кого я это слышу! Ведь ты, Маурисио, прослыл вторым Тенорио, донжуаном!

– Донжуаном? Я? Чушь, Рохелио!

– А как же та пианистка?

– Ха! Сказать как есть?

– Конечно!

– На сотню романов разной степени невинности (а этот как раз вполне невинен) более чем в девяноста случаях соблазняет она его, а не наоборот.

– Хочешь сказать, что не ты соблазнял Эухению, а она тебя?

– Именно так.

– Врешь!

– Как тебе будет угодно. Я просто не смог перед ней устоять.

– Ладно, неважно.

– Но сдается мне, мы на грани разрыва. Скоро снова буду свободен. От нее свободен, не от других! Ох, какой я слабак. И чего не родился женщиной?

– А из-за чего расстаетесь?

– Да я запутался в этих отношениях. Я хотел, чтобы все было как раньше. Хотел, чтобы все было всерьез, только без обязательств и последствий… Судя по всему, она меня бросит. Ей хотелось меня целиком слопать.

– Еще слопает.

– Не знаю… я такой слабак! Я рожден, чтобы жить за счет женщин, но это ниже моего достоинства, понимаешь?

– Позволь спросить, что такое достоинство, по-твоему?

– Такие вопросы не задают. Бывают вещи, которые не объяснить словами.

– Ты прав! – согласился Рохелио. – А что ты будешь делать, если пианистка тебя бросит?

– Жить свободно. Может, кто-нибудь еще меня соблазнит. Сколько раз уже так было! Но она, гордая, неуступчивая, помешанная на приличиях… она свела меня с ума. Она бы из меня веревки вить стала под конец. А теперь, если она меня бросит… ужасно жаль. Зато я вновь буду свободен.

– Свободен?

– Да – для кого-нибудь еще.

– Да вы помиритесь еще…

– Бог знает. Зная ее нрав, сомневаюсь. Сегодня я ее по-настоящему оскорбил.

XVII

– Аугусто, ты помнишь, – спросил Виктор, – дона Элоино Родригес де Альбуркерке-и-Альварес де Кастро?

– Это чиновник из министерства финансов, бабник и любитель недорогих женщин?

– Он, родимый. Слушай: он женился!

– И кто же счастливая обладательница этой старой развалины?

– Да не суть. Главное, как он женился. Слушай и мотай на ус. Всем известно, что дон Элоино Родригес де Альбуркерке-и-Альварес де Кастро, несмотря на пышную фамилию, не имеет даже собственной кровати, живет на одно только жалованье и, в придачу ко всему, богатырским здоровьем не отличается.

– Поистаскался…

– У бедолаги больное сердце, его дни сочтены. Он едва оправился от тяжелейшего кризиса, из-за которого чуть не умер… и женился, как ни странно. Суть в том, что бедный старик мотался по пансионам, и отовсюду ему приходилось съезжать, потому что за четыре песеты нельзя требовать птичьего молока, а у него те еще запросы. И аккуратностью он не страдает. Так вот, кочевал он так по номерам, пока не осел в доме некой почтенной матроны, в годах, постарше его самого, а ему сильно за пятьдесят, – к тому же дважды вдовы. Первый раз она была замужем за плотником, но тот бросился с лесов и разбился насмерть; она частенько вспоминает «своего Рохелио». Второй раз в мужья ей достался сержант карабинеров, после смерти которого она унаследовала небольшое состояние, приносящее доход: песета в день. Угодил мой дон Элоино к этой почтенной вдове, и вдруг прихватило его, да так прихватило, что все – дон Элоино умирает. Врачей созвали – сначала дона Хосе, потом дона Валентина. Больной так и лежит при смерти! Причем ему требуется постоянный уход, а это не самое приятное дело. Однако матрона возилась только с ним, другие постояльцы уже грозились съехать. А дону Элоино платить больше нечем. Вдова ему два раза подряд говорит, мол, не могу вас дальше тут держать, пансион терпит убытки. «Сжальтесь ради бога, сеньора, – отвечает он. – Куда мне в таком состоянии, какая гостиница меня примет? Если вы меня выгоните, придется мне умирать в больнице. Бога ради, сжальтесь! Мне жить-то всего ничего осталось!» Он-то свято верил, что вот-вот умрет. Матрона ему резонно отвечает, что тут номера, а не больничные палаты, что этим она зарабатывает себе на жизнь, а от него сплошные убытки. И тут некоему сослуживцу дона Элоино пришла в голову спасительная идея. «Дон Элоино, – говорит он, – вам осталось последнее средство, чтобы переубедить сеньору». – «Какое?» – спрашивает тот. «Сперва, – говорит сослуживец, – скажите, как у вас со здоровьем». Тот отвечает: «Я одной ногой в могиле. Наверное, когда приедут мои братья, они меня в живых уже не застанут». – «Так все плохо?» – «Да, плохо мое дело». – «Значит, остался только один способ сделать так, чтобы хозяйка не выкинула вас за порог и не оставила умирать в больнице». – «Какой способ?» – «Жениться на ней!» – «Жениться? На хозяйке? Мне? Я Родригес де Альбуркерке-и-Альварес де Кастро! Что за дурацкие шутки!» Однако идея запала ему в голову, и вскоре он к ней привык.