Турецкие народные сказки (второе издание)

Пусть он там остается, а мы перейдем-ка к девице. В ту ночь джинны принесли девушку на ее место и оставили там. Когда наступило утро, девушка проснулась, видит, что вчерашнего мальчика рядом с ней нет. Она зовет служанок: «Ну-ка, куда ушел молодец, которого вы привели ко мне вечером?» А те удивляются словам, которые она говорит: «Помилуй, ханым, что ты говоришь? Ты хочешь сжечь наши головы в огне⁶,— к тебе в эту ночь никто не входил!» — говорят они, а девушка им не верит. «Говорите правду, а не то я вас убью», — говорит она и берет меч. И лишь только те сказали: «Душенька, нам об этом ничего не известно», — девушка, рассердившись, убивает одну, ударив ее мечом по голове, а другие бегут и сообщают о том падишаху. Падишах, пораженный, приходит к девушке, глядь! — девушка рвет на себе одежды и говорит массу таких слов, что ни к селу ни к городу ⁷. А падишах, заковав дочь в цепи, запирает ее в отдельную комнату. И вот сам, печальный от того, что девушка помешалась, идет к себе и велит теллялям кликнуть клич: «Всякого, кто вылечит мою дочь, я сделаю своим везиром и зятем, а если он лекарства не найдет, я тому человеку голову срублю!» И вот хекимы той страны услыхали об этом; они прибыли к девушке, осматривают ее, дают ей лекарство; но так как ей лучше не становится, падишах велит рубить им головы. Мало-помалу в той стране не осталось уже хекимов, а любовь девушки день ото дня становилась все сильнее, и сама она сделалась хуже безумной.

С тех пор проходит ровно один год. А у той девицы был молочный брат. Лишь только он узнал о таком положении девушки, он идет, подробно расспрашивает ее, и та рассказывает все, как было: «Я не сумасшедшая, а только, когда я как-то ночью спала, я проснулась и увидела около себя мальчика, словно месяц; вот я в него и влюбилась. Когда я не нашла его утром, я рассказала все своему отцу, а он сказал, что я сошла с ума, и заковал меня в цепи. С этого времени облик его не уходит от моих глаз». Молочный брат и говорит ей: «Раз дело такое, ты не причиняй себе мучений, потерпи немного: я ради тебя пойду, обойду все страны; может быть, и найду какую-нибудь нить», — говорит он. Затем он собирается в дорогу и идет. И вот этот мальчик заходит в каждый город, в каждое местечко, в каждую деревню, спрашивает-выспрашивает — нигде не может найти концов. Наконец он слышит, что сын такого-то падишаха сошел с ума и лежит больной. Он сейчас же снимается с места, идет в город, где находился шахзадэ, надевает на себя одеяние хекима и говорит всем и каждому: «Я возвращаю разум помешанным, больных исцеляю». Когда все об этом прослышали, дошли эти слова и до везира. «А может быть, этот лекарь вылечит и нашего шахзадэ», — говорит он, зовет мальчика, расспрашивает его, а тот отвечает. Его сразу приводят к шахзадэ, и он видит, что шахзадэ лежит в постели.

И он входит к нему, осматривает у него жилы и тихонечко говорит ему на ухо: «Шахзадэ, нечего тебе болеть, приди немного в себя, не разглашай своей тайны; я знаю девушку, которую ты ищешь, она еще больше тебя погружена в печаль. Если ты хочешь ее найти, немного потерпи, и все кончится хорошо». Как только он это сказал, шахзадэ немного приходит в себя, встает, садится. Всех, кто был около него, он высылает вон и затем начинает расспрашивать о девушке, а мальчик рассказывает ему все, как было, с начала до конца. «У нее же находится и твой перстень; потихоньку собирайся, и мы отсюда убежим», — говорит хеким.

Как только шахзадэ узнал, кто такая девушка, он обрадовался; муки сердца его немного утихают, он начинает пить и есть каждый день. Прошло немного дней, и он поправился. А падишах, как только увидал, что он поправился, велел совершить много жертвоприношений ⁸ и, сколько ни было узников, — всем дал свободу; семь дней, семь ночей были торжества, а мальчику он дал много подарков. Уже ни ночью, ни днем мальчик не расставался с шахзадэ. Однажды он говорит: «О шахзадэ, теперь пора нам бежать; идем, избавим девушку от безумия, и оба вы соединитесь вместе». Шахзадэ сказал: «Очень хорошо» — и оба они готовятся в путь. Однажды ночью они садятся на коней так, чтобы никто их не видел, и трогаются в путь.