Турецкие письма

Раньше надо было бы это сделать, давно надо было бы вам покинуть Дринаполь. А то мне приходят в голову мысли, будто вас держит там какой-то магнит. За эти слова будет мне достойная плата, — ну, ничего, потерплю. Словом, письмо ваше я получил и благодарю, кланяясь до земли. Видя, что поведение ваше объясняется правильными причинами, объявляю вам полное мое прощение. Но, милая кузина, давайте лучше не буду я писать вам больше таких кровавых и жестоких писем, как перед этим. А то мне уже кажется, что в чернильнице моей не чернила, а кровь. Но не могу не написать вам еще об одной кровавой истории, и пускай она будет последняя. Да и эта история вспомнилась мне потому, что вы пишете, какие мстительные люди эти итальянцы. В Италии были у одного вельможи охотничьи угодья, где жили косули и олени. Вельможа сказал своим слугам: ежели кому-то из них случится убить в его угодьях косулю или оленя, то ему не поздоровится. Случилось однажды, что один из его слуг пошел в угодья с ружьем, чтобы пострелять птиц. Когда он хотел подстрелить одну птицу, сидящую на земле, то, к несчастью, попал в оленя, который лежал за кустом, и слуга не мог его видеть. Как только слуга обнаружил свою ошибку, он тут же сбежал. Господин, не зная причины бегства, оставил все как есть. Но через несколько дней, гуляя в своих угодьях, он наткнулся на мертвого оленя. И увидел, что олень застрелен. И тут же понял, что убил его тот самый слуга. Он стал писать всякие письма, не видели ли где-нибудь такого-то человека. Спустя долгое время ему сообщили, что его слуга каким-то образом попал в рабство и морские пираты увезли его в Африку. Итальянский вельможа пообещал большую сумму денег священникам, которые ездят в Африку выкупать рабов, и попросил выкупить его слугу, мол, он заплатит за это. Священники выкупают слугу и радостно посылают его к хозяину. Бедный слуга уже ничего не боится: ведь прошло уже несколько лет. А вельможа, едва увидел парня, принялся допытываться, почему тот застрелил оленя. Парень стал оправдываться, но хозяин, не удовлетворившись этим, ночью велел убить беднягу. Вот она, истинная итальянская натура. Я изрядно смеялся, милая кузина, да и как не смеяться, ведь писать нужно не только о печальных вещах, но и об итальянских мещанках, которые держатся так, будто каждая — эрдейская губернаторша. Конечно, даже губернаторши не умеют задирать нос так, как гречанки, потому как греки — по природе своей существа надменные, а гречанки — тем более. Ни одна из них не считает себя ниже другой — где там! Видишь их на улице — и прямо думаешь, что каждая — не иначе как графиня: такие они разряженные и так жеманно выступают; а придут домой — и садятся за обед, который стоит хорошо ежели три полтуры. Это заставляет меня вспомнить один случай: Каролус Квинтус[341], будучи в Брюсселе, устроил там пышный пир. А две вельможные дамы не захотели принимать приглашение, потому как опасались: вдруг одну из них посадят на более почетное место, чем другую. Император, узнав об этом, подумал, что такие разногласия вызовут смущение среди гостей, а потому решил сам стать судьей в этом споре. Для этого он созвал свой двор и с соответствующими его рангу церемониями воссел на трон. Адвокаты двух женщин подошли к нему и стали громко браниться друг с другом: каждый доказывал первенство своего клиента. Видя, что у каждой из двух женщин есть основания претендовать на первенство и они одинаково этого требуют, император, не желая вызвать еще большей ссоры, вынес такой приговор: та из женщин, которая более влюбчива, может по праву требовать первенство для себя. На том совет и закончился, все сочли приговор правильным. Обе женщины после этого уже не боролись за первенство, так как не хотели, чтобы их считали слишком любвеобильными. Что касается вас, милая, я не знаю, какой приговор был бы вынесен вам. Но неплохо было бы найти способ, чтобы распознавать любвеобильных женщин. Поскольку же речь идет о любви, которая сама по себе дело хорошее и дана нам природой, то есть, скорее, господином природы, у которого все, что Он делает, хорошо, только мы обходимся с ним плохо, — то я поставлю перед вами вот какой вопрос. Одна барышня заснула в лесу; там кто-то захотел ее похитить, и когда она защищалась, то получила смертельную рану. Поблизости как раз охотились три кавалера той барышни, они и нашли ее в плачевном состоянии. Первый кавалер сразу бросился за злодеем, который хотел ее похитить; второй от огорчения упал в обморок; третий стал ей помогать и перевязывать ее раны. Вопрос: который из трех любил барышню больше всех? Пока вы над этим думайте, а я заканчиваю свое письмо. Доброго здоровья, милая кузина.

95 Родошто, 1731, 20 septembris.