Турецкие письма

Уж и не смею желать вам, как обычно, счастливых рождественских праздников, потому как вы уже переняли другие обычаи. В чужих странах, особенно во Франции, поздравляют друг друга только с Новым годом, у нас же — со всеми тремя великими праздниками[343]. Какой обычай лучше, пускай решают грамотеи. Каждая страна пускай своих обычаев держится, это самое лучшее. Я бы свои соблюдал, ежели можно было бы, и сообщил бы вам какую-нибудь новость, ежели бы таковая была, но мы здесь живем так тихо и незаметно, что кажется, будто все кругом умерли, только мы еще живы. А ведь ежели хорошо подумать, то живут-то другие, а мы всего лишь прозябаем. Но что еще остается изгнанникам? Милая кузиночка, как мне ответить на ваше мудрое и разумное письмо? Я таких умных писем писать не способен, мой разум не рассекает аэр, как ваш, а просто ходит по земле[344]. Поэтому, с почтением откладывая все прочее, отвечу я лишь на одну вещь. Ты пишешь, кузина, что неверие, сомнение и черная зависть сопровождают нас в изгнании, словно они не могли остаться без нас на родине. Все это — правда, так оно и есть. Как правда и то, что турецкий султан не поставил их на довольствие, а они все-таки живы-здоровы. Как много наших мы уже здесь похоронили, но проклятая зависть все живет, и проклятое неравенство продолжает процветать, нисколько не старея; думаю, они еще нас похоронят, ежели только милостивый Бог не заберет их к себе. Кажется, изгнанники должны были бы жить лучше, чем их соотечественники живут дома, но до сих пор я видел только обратное. Более того, чем меньше нас остается, тем скорее умножаются зависть и неравенство. Так было всегда и, думаю я с грустью, так будет во веки веков (но тут я не скажу: аминь). Можно утверждать, что наш набожный господин всегда старался прогнать от нас этих недругов, но до сих пор это ему не удалось. Но как может он сделать то, чего не может сделать смерть? Ежели бы зависело от меня, я бы давно сжег их на костре! Чего они среди нас ищут? Мы тут все в одном положении, все бросили на произвол судьбы то, что имели. Здесь должности, богатство среди нас не распределяют, а распределяют только, поровну на всех, северный ветер да южный ветер. Различие только в том, что у одного — здоровье получше, зато другой может больше есть и пить, у третьего — ноги крепче, и он может больше гулять по морскому берегу. Ежели уж эти люди заслуживают зависти и осуждения, то отведем их на суд попа Яноша[345], пускай он их рассудит. Но пока мы туда добираемся, я тут подумал: все это оттого, что изгнанникам ни в чем нет радости, а потому они легко пресыщаются изгнанием. Занятий у нас тут мало, все быстро надоедает, и ежели мы живем вместе, то надоедаем и сами себе. Когда изо дня в день видишь только физиономии друг друга, то ох как скоро надоедают эти физиономии, — в конце концов от скуки и начинаются упомянутые выше чертовы раздоры[346]. В истории находим мы немало примеров того, как пагубно сомневаться в другом человеке[347]. Один такой пример показывает нам прекрасная языческая властительница, ее величество знаменитая Клеопатра. Вы знаете, милая, как любили они друг друга с Марком Антонием. После битвы при Акциуме[348] они бежали в Египет. Марк Антоний думал, что раз уж он такой несчастный, то теперь не будут его любить так, как раньше, потому как у несчастного и любовь несчастна. А потому он все время опасался, как бы Клеопатра не опоила его чем-нибудь, отправив на тот свет, чтобы потом найти себе кого-нибудь более удачливого. Клеопатра, увидев его настроение, устроила большой пир; у всех, кто сидел за столом, на голове были венки. Можете посудить, милая, какой прекрасный венок сплела Клеопатра для Марка Антония; но о том вы, наверно, уже не можете знать, что венок этот она осыпала ядовитым порошком. Словом, на пиру у каждого гостя на голове по обычаю был венок, царица же находилась в хорошем настроении и старалась во всем угодить Марку Антонию; видя, что он начинает пьянеть не только от вина, но и от любви и что достиг уже такого состояния, какого ей хотелось, она сказала ему, что хочет опустить цветок из его венка в бокал с вином и что она так и поступит. Марк Антоний, услышав это и во всем подчиняясь воле царицы, тут же взял цветок из своего венка и опустил его в бокал — и хотел выпить его за здоровье Клеопатры. Но царица закрыла ему рот ладонью и удержала его, сказав: не пей это, Марк Антоний, и убедись, что не все можно сделать, даже ежели кто-нибудь очень чего-то хочет. Я, сказала она, эти цветы посыпала ядом. Так что суди сам: ежели подозрения, которые ты питаешь в отношении меня, могут спасти тебя от гибели, то как могла бы я пойти на то, чтобы тебя потерять, и как могла бы я жить дальше без тебя. Но видя, что Марк Антоний слушает ее недоверчиво, царица велела привести из темницы раба, осужденного на смерть, и дала ему выпить вино из бокала, после чего раб тут же умер. Ежели лечить кого-то от подозрительности и от неверия таким образом, то лекарство будет слишком сильным. Но приведу еще один пример, теперь — о зависти. Французскому королю, который был пока еще неопытен в своем королевском ранге, придворные из лести говорили все время, сколько горя и обид терпели они от сановников предыдущего короля, поэтому хорошо было бы сейчас им отомстить. Уговаривали они короля до тех пор, пока он в конце концов не приказал, чтобы ему принесли список сановников, состоявших при дворе предыдущего короля. Вскоре ему такой список с большой радостью доставили. Взяв список в руки, король пометил имена многих сановников крестом, потом убрал список. Придворные, видя это, с большой радостью подумали: те, чьи имена помечены крестом, обречены. От радости они даже не стали ждать, что сделает с ними король, а заранее раструбили, как король поставил кресты возле таких-то и таких-то имен. Услышав это, многие из тех, чьи имена были отмечены в списке, испугались и тайно бежали в другие страны или спрятались. Король, узнав причину их исчезновения, произнес во всеуслышанье и ко всеобщему удивлению слова, которые заслуживают того, чтобы мы их запомнили: зачем вы бежали от моего двора? Вы разве не знали, что крест означает награду, означает, что грехи ваши прощены. Затем приказал он, чтобы всех бежавших позвали вернуться, и когда они вернулись, он всех их оставил в прежней должности. И это было столь же прекрасное дело, сколь безобразной была зависть. Потому я и не стану больше говорить об этом. Скажу лишь, что здесь стоит теплая погода, в этом месяце я разводил огонь в печи всего раза два, не больше. Вас спросят, кто любит больше: тот ли, кто не простился со своим доброжелателем, или тот, кто уйдет, попрощавшись? С Божьим благословением встреть и проведи Новый год, милая кузина. Не знаю, не пожелать ли друг другу нового сердца, потому как от того, как сильно мы любим друг друга, сердца наши совсем обуглились. Но зачем перенимать нам этот обычай от язычников? Желаю счастливого Нового года и счастливого пути, а благословение Божие или помощь даже и поминать не будем, только много удачи. Поскольку перед Богом нет удачи, то христианам не нужно его поминать. А пока я заканчиваю письмо, и воздадим благодарность Господу, что он поддержал нас в этом году. Остаюсь.