Твердая рука

— Клерки в банке не помнят Ника. Они ежедневно выдают тысячи фунтов наличными для выплаты жалований: в Оксфорде немало промышленных предприятий. Они привыкли, что этим счетом занимается Дженни, а полиция пришла к ним с расспросами только через десять дней. Никто из них не помнит Ника.

— Он профессионал, — согласился я.

— Да, боюсь, что сомнений нет. — Она открыла дверь и наблюдала за тем, как я старался половчее поднять большую коробку, не уронив коробочку с полировкой сверху.

— Спасибо за вашу помощь, — сказал я.

— Давайте, я донесу все это до машины.

— Я справлюсь, — возразил я. Она пронзила меня взглядом.

— Да уж точно. Гордый какой! — она выхватила коробку у меня из рук и начала спускаться по лестнице. Я пошел следом, чувствуя себя крайне глупо. Мы вышли на улицу.

— Где машина? — спросила она.

— Позади дома, но... — она не дослушала. Мы завернули за дом и я махнул рукой, указывая на «Скимитар», и открыл багажник. Она свалила туда коробки, и я захлопнул крышку.

— Спасибо, — повторил я. — За все.

В ее глазах снова мелькнула улыбка.

— Если вы вспомните что-либо еще, что может помочь Дженни, пожалуйста, дайте мне знать.

— Тогда мне нужен адрес.

Я вынул из кармана визитную карточку и подал ей.

— Все здесь.

— Хорошо. — На ее лице мелькнуло загадочное выражение.

— Одно могу точно сказать, — поделилась она. — По рассказам Дженни, я вас совершенно по-другому представляла.

Глава пятая

Из Оксфорда я направился в Глостершир и приехал на конный завод Гарви в половине двенадцатого. Воскресное утро — вполне приемлемое время для посещений.

Том Гарви стоял во дворе и беседовал с конюхом. Я затормозил, и он широким шагом подошел к машине.

— Сид Холли, какие люди! Что тебе нужно?

Я криво усмехнулся, глядя на него в открытое окно.

— Почему все сразу решают, что мне что-то нужно?

— А как же? Других послушать, так ты лучший сыщик теперь. Вот я — деревня-деревней, и то слышал кое-что.

С улыбкой я вылез из машины и обменялся с ним рукопожатием. Этот прожженный пройдоха шестидесяти лет был так же далек от «деревни», как мыс Горн от Аляски.

Крепкий и кряжистый, с непрошибаемой уверенностью в себе и властным голосом, шотландскими корнями и лукавой цыганской натурой. Его рукопожатие было жестким, ладонь — сухой. Так же жестко и грубовато он вел дела. С людьми он не церемонился, а вот с лошадьми обращался с любовью. Год за годом его дело процветало, и хотя лично я не поверил бы в родословную ни одного из его жеребят без тщательных анализов крови, я был в явном меньшинстве.

— Хотел посмотреть на одну кобылу, которая у тебя стоит. Просто интересуюсь.

— Да? И которую?

— Бетезду.

Хорошее расположение духа мгновенно улетучилось с его лица. Он прищурился и резко спросил:

— Что тебя интересует?

— Ну... она ожеребилась?

— Она пала.

— Пала?

— Говорю тебе, парень. Пала. Давай зайдем в дом.

Он повернулся и зашагал по гравию, и я следом. В старом доме было темно и душно. Жизнь бурлила снаружи, в полях, в случном манеже, в денниках для выжеребки. Лишь массивные часы громко тикали в тишине, и несмотря на обеденный час в воскресный день, никаким обедом и не пахло.

— Сюда.

Рабочий кабинет у него был совмещен со столовой. В одном конце комнаты стоял массивный старый стол со стульями и в другом — шкафы с документами и продавленные кресла. Никаких попыток как-то украсить интерьер, чтобы угодить клиентам. Сделки заключались не здесь, а в конюшне.

Том присел на край стола, а я примостился на ручке кресла: разговор предстоял не из тех, что ведут в расслабленных позах.

— Итак, — начал он, — что ты хотел выяснить про Бетезду?

— Мне просто было интересно, что с ней стало.

— Не увиливай, парень. Ради простого интереса ты бы сюда не поехал. Для чего тебе это понадобилось?

— Клиент желает узнать.

— Какой клиент?

— Если бы я работал на тебя, и ты бы велел мне помалкивать, ты бы не думал, что я проболтаюсь?

Он мрачно оглядел меня.

— Нет, парень, не думал бы. Да и секрета-то никакого нет. Померла в родах, и жеребчик с ней, хиленький такой.

— Жаль, — посочувствовал я. Он пожал плечами.

— Случается. Нечасто, правда. У нее сердце не выдержало.

— Сердце?

— Ну да. Жеребенок лежал неправильно, и она слишком долго тужилась. Как только мы это обнаружили, то повернули его, а она раз, и померла. Ничего нельзя было сделать. Посреди ночи, конечно, как оно обычно и бывает.

— А ветеринара к ней вызывали?

— Конечно, он здесь был, как же без него. Я позвонил ему, как только она начала жеребиться, сразу было ясно, что без проблем не обойдется. Первые роды, шумы в сердце и все такое.

Я поднял брови.

— У нее были шумы в сердце, когда она к вам попала?

— А то! Поэтому ее и прекратили выставлять на скачки. Ты что, не знал?

— Нет, — соврал я. — Расскажи подробней.

Он пожал плечами.

— Она раньше была у Джорджа Каспара. Владелец хотел получить от нее потомство по результатам ее карьеры в двухлетнем возрасте, так мы случили ее с Тимберли. Получился бы спринтер, но человек предполагает и все такое.

— Когда она умерла?

— Да где-то месяц назад.

— Ясно. Спасибо, Том, — я поднялся на ноги. — Спасибо, что уделил мне время.