Твердая рука

Я рассмеялся и долго не мог остановиться. Причиной столь неуемного веселья была высота, мелькнула у меня догадка.

— Хочешь шоколада? — предложил он.

В небе не было знаков, чтобы подсказать нам, когда именно мы пересекли границу воздушной трассы. Пару раз мы видели вдали самолет, но небо вблизи оставалось пустым. Никто не подлетел к нам с приказом немедленно садиться на землю. Подгоняемые ветром, мы летели все дальше, рассекая небо со скоростью поезда.

В десять минут шестого он объявил, что пора садиться, потому что если мы не коснемся земли ровно в пять тридцать, результат не будет засчитан, а ему этого вовсе не хочется, он рассчитывает победить. Значение имеет только победа.

— А как можно доказать, когда именно ты приземлился? — спросил я.

Он с жалостью посмотрел на меня и указал носком ботинка на коробочку, которая была закреплена в углу корзины рядом с газовыми баллонами.

— Внутри барограф, весь облепленный внушительными красными печатями. Его опечатывают судьи, перед стартом. Отмечает перепады атмосферного давления, очень чувствительный. Наше путешествие отражено в нем ломаной линией, похожей на череду пиков. Когда ты на земле, линия прямая и ровная. Она показывает судьям, когда ты взлетел и когда приземлился, понятно?

— Понятно.

— Отлично. Тогда снижаемся!

Он дотянулся до рамы горелки, отвязал от нее конец красного шнура и потянул.

— Он открывает секцию наверху, выпускает горячий воздух, — объяснил он.

Снижение происходило вполне в его духе. Высотомер раскручивался словно сломанные часы, а второй прибор фиксировал снижение в тысячу футов в минуту. Воздухоплавателю это было нипочем, а у меня заложило уши и к горлу подступила тошнота. Сглатывать почти не помогало. Чтобы отвлечься, я сосредоточился на карте, определяя наше местонахождение.

Справа широким серым ковром расстилался Пролив, но как я ни прикидывал, выходило, что нас несет прямо на Бичи-Хед.

— Так и есть, — беспечно подтвердил Джон Викинг. — Постараемся, чтобы нас не сдуло со скал. Лучше бы дотянуть до дальнего пляжа... — он взглянул на часы. — Осталось десять минут. Мы пока еще на высоте шесть тысяч футов... это не страшно... может, на берег моря...

— Только не в море, — твердо возразил я.

— Почему? Может, придется и в море.

— Видишь ли... — я поднял левую руку. — Это не просто пластиковая рука, тут масса техники. Внутри большого, указательного и среднего пальцев скрыт сильный зажим, и там еще куча высокоточных передач, транзисторов, электрических плат... Топить все это в море все равно, что топить радио — ремонту подлежать не будет. А новая рука обойдется мне в две тысячи фунтов.

— Ты шутишь! — изумленно проговорил он.

— Вовсе нет.

— Значит, в море тебя мочить нельзя. Да и в любом случае, теперь, когда мы спустились ниже, мне кажется, что мы так далеко на юг не долетим. Скорее всего, сядем где-то восточнее. — Он замолчал и с сомнением поглядел на протез.

— Посадка будет жесткой. Топливо на высоте охладилось, а на холодном топливе горелка работает плохо. Нагрев воздуха для более мягкой посадки займет время...

Мягкая посадка займет время... слишком много времени...

— Побеждай! — сказал я.

Его лицо засияло от неудержимой радости.

— Ладно, — решительно произнес он. — Что там за город впереди?

Я сверился по карте.

— Истбурн.

Он взглянул на часы.

— Пять минут.

Он посмотрел на высотомер, затем на стремительно приближающийся Истбурн.

— Две тысячи футов. Рисково, можем на крыши налететь, ветра почти нет... Но если зажечь горелку, то можем не успеть приземлиться вовремя. Нет, не буду зажигать.

Тысяча футов в минуту, прикинул я, это одиннадцать-двенадцать миль в час. За годы скачек я привык падать на вдвое большей скорости... правда не в корзинке и не на кирпичные стены.

Мы летели над городом, и под нами проносились дома. Снижение было стремительным.

— Три минуты, — объявил он.

Перед нами снова возникло море, окаймляющее окраину города, и на мгновение мне показалось, что нам все-таки суждено приводнение. Но Джону Викингу было виднее.

— Держись, — предупредил он. — Садимся!

Он сильно потянул за красный шнур, другой конец которого уходил ввысь. Где-то наверху отверстие для выхода горячего воздуха резко увеличилось, шар потерял подъемную силу, и мы рухнули в жесткие объятья Истбурна.

Мы задели карнизы серых шиферных крыш, пересекли дорогу и лужайку и впечатались в широкую бетонную дорожку в двадцати ярдах от волн.

— Не вылезай, не вылезай! — закричал он. Корзинка упала на бок, и полунадутая груда шелка поволокла ее по бетону. — Без нашего веса шар еще может взлететь снова!

Поскольку меня зажало между баллонами, это указание было излишним. Корзину бросало и вертело вместе со мной, Джон Викинг с проклятиями тянул за шнур и наконец шар почти сдулся и остановился.

Воздухоплаватель взглянул на часы и его синие глаза загорелись победным огнем.

— Мы успели! Пять часов двадцать девять минут. Отличная гонка, черт побери. Самая лучшая. Ты не занят в следующую субботу?

Я вернулся в Эйнсфорд поездом, потратив на это оставшийся день. Близилась полночь, когда Чарльз подобрал меня на вокзале в Оксфорде.