Творческий отпуск. Рыцарский роман

Маркус Хенри провозглашает: Мы готовы положительно рассматривать вашу книгу: как часть послевьетнамской реакции Тыщадевятьсот семидесятых, то-сё-пятое-десятое, как у Эйджи, Марчетти, Снеппа и прочих. Все-вы нам навредили, это да; но то, что вы считали ножом в спину, мы принимаем как выстрел в руку. Здоровая корректива. Пора уже нам прекратить убивать гонца, приносящего нам скверные вести.

Фенн говорит: Вы сами не верите ни единому слову из тех, что сейчас произнесли.

Маркус Хенри невозмутим. Я и не утверждал, будто верю; я сказал, что мы готовы принять такую точку зрения. Сами же убедились, что, несмотря на «КУДОВ», мы в определенной мере вам доверились.

Фенн требовательно вопрошает у самой Мэрилин Марш: Ты подкатывала к Кармен Секлер, чтобы она подкатила к моему сыну?

Это совершенная нелепица. Похоже, Мэрилин Марш это даже не раздражает. Ты настолько нездоров, что можешь поверить, будто я соглашусь на какое бы то ни было неуместное давление на Оррина?

А как быть с уместным давлением, желает знать Фенн.

Нет ничего безнравственного в национальной безопасности, твердо отвечает Мэрилин Марш. Но наш сын – взрослый человек, способный сам принимать решения. Как бы то ни было, добавляет она, не в силах удержаться, каким вообще оперативником стала б эта женщина? Без обид, но правда же.

Послушайте сюда, Фенвик, произносит Маркус Хенри уже другим тоном. У нашего друга Дуга были свои капризы, благослови его сердечко, особенно после выхода в отставку. Маркус поднял по два пальца на каждой руке, обозначая отставку кавычками. Истина же тут в том, что, за исключением его советов по БАРАТАРИИ, консультации Дуга в основном представляли собой наши услуги старому сотруднику, чтобы он не чувствовал себя списанным в расход.

И все-вы его убили?

Мэрилин Марш с негодованием произносит: Ну разумеется, нет. Не будь параноиком.

Ты б разве не говорила то же самое, если бы вы его убили?

Несомненно, признает Маркус Хенри и хмыкает: Но не будьте параноиком. Мы не убивали.

Доверяйте нам, говорит Фенн[168]. Так вот, я не доверяю. Давайте закругляться с подкатом.

Маркус Хенри произносит: Мы не обязаны вам нравиться, черт побери…

Вы и не нравитесь.

…и вы не обязаны нравиться нам, сукин вы сын, чтобы вести с вами дела.

И ты нам не нравишься, говорит Мэрилин Марш, поверь мне. У тебя всегда было слишком мягкое сердце, слишком мягкие мозги, ты был слишком либерал и слишком литературно образован, чтобы стать хорошим сотрудником.

Мягкое сердце, мягкие мозги, либерал и литературное образование, благодарно повторяет Фенн: и это говорит женщина, которую я знал и любил. Что же ты думала тогда о брате Манфреде?

И вновь те двое переглядываются со смыслом: затем Мэрилин Марш заявляет, что на самом деле, несомненно будучи первоклассным сотрудником до самого конца, Манфред Тёрнер за 1970-е стал еще более эксцентрично человеком плаща-и-кинжала. Ходила внутренняя шутка, что он играет Марлона Брандо, играющего мистера Курца в фильме Фрэнсиса Форда Копполы «Апокалипсис сегодня», – и, как и Курц Копполы, а до него – Курц Джозефа Конрада, – Манфред и его импровизированное политиканство в тот чувствительный период стали обузой для Компании. Все мы тревожились, признает Маркус Хенри, что Мэнни отмочит что-нибудь по-настоящему постыдное и тем самым помешает нашим планам на Восьмидесятые. Работал он практически на самого себя.

И вы его исчезли.

Совершенно определенно мы этого не делали. Если бы сделали, стал бы я такое говорить?

Конечно, стали бы.

Лично мы сожалеем о его смерти, заявляет Мэрилин Марш. Сам же знаешь, как высоко я ценила твоего брата. Но не станем отрицать, Компании это было на руку. Вот.

Лучше б он вместо этого вышел в отставку, говорит Маркус Хенри, как Дугалд.

Еще одна удача для Компании, предполагает Фенн. Везучая вы команда.

Мэрилин Марш подчеркивает, что случай с Дугалдом Тейлором – другой, раз он фактически вышел в отставку настолько, насколько дипломатично они могли отправить его в отставку.

Скоты вы, наконец произносит Фенвик. Вы оба – насекомые рядом с Дугом и Графом. Гнус. Блохи. Гниды.

Мэрилин Марш выглядит приятственно шокированной от такой вульгарности. Давайте закругляться, говорит Маркус Хенри. Тот крот, которого вот-вот обвинят в Балтиморском федеральном суде, – карьерный сотрудник, продавший КГБ засекреченную информацию ЦР на девяносто две тысячи шестьсот дубов, пока работал на нас. Вы его знаете: Барнетт[169]. Можете вообразить, что мы нисколечко не влюблены в этого парня за то, что он так поступил, особенно с учетом того, что он засветил семерых наших. Но убили ль мы его за двурушничество? Разумеется, нет. Мы подкатили к нему с предложением тройной работы, а когда это не срослось, передали его Юстиции для преследования. Итак: вас мы тоже не любим, но мы и не считаем, будто вы у них на содержании. Вместе с тем и мы знаем, и они знают, что сейчас вы между карьерами. В нас вы разочарованы. Возможно, вам после вашей прогулки на лодочке немного не хватает денег…