Творения догматико-полемическое и аскетические

А о гневе и зависти блаженный Иов [говорит]: Так, глупца убивает гневливость и ничтожного губит зависть (Иов. 5:2). И подобно следует отметить, <Р. 230> что глупцом будет признан тот, кто гневается, и ничтожным – тот, кто завидует. Ибо первый справедливо провозглашается глупым: побуждаемый стимулами гнева, добровольно ведет себя к смерти, а второй, когда завидует, то показывает себя мелким и ничтожным. Ведь, завидуя, свидетельствует о том, что больший – тот, чьим благополучием он терзается.

Глава 23. Какой должна быть пища монаха

1. Итак, следует избирать пинту не только ту, что успокаивает и не воспламеняет жар жгучего вожделения, но которая еще была бы и в приготовлении легка и которая при закупке по меньшей цене обеспечивала бы надлежащую экономию и была бы [пригодна] для образа жизни братий и для общей пользы.[482] Ведь природа чревоугодия тройственна: первая – которая вынуждает нарушать установленные правилом часы трапезы, вторая – которая радуется только насыщением чрева и сытостью от любых яств, третья – которая услаждается более изысканными и питательными блюдами.[483] И поэтому против чревоугодия монаху необходимо хранить тройственную бдительность, то есть чтобы, во-первых, он дожидался установленного времени окончания воздержания, затем – чтобы довольствовался ограниченными и, в-третьих, любыми и самыми простыми блюдами. [Col. 241]

2. Что бы ни принималось самонадеянно сверх общепринятого, древнейшее предание отцов отмечает это как запятнанное недугом тщеславия, славолюбия и похвальбы. И никто из тех, кого видим заслуженно блиставшим премудростью и различением, или из тех, кого благодать Христова для подражания поставила перед всеми как ярчайший светильник, как мы знаем, не воздерживался от вкушения хлеба, который у них считался грубой и простой в приготовлении [едой], и никто [наоборот] из тех, кто, отклоняясь от этого правила, не употреблял хлеба и добивался трапезы в виде овощей, или зелени, или фруктов,[484] <Р. 232> никогда не считался [не только] в числе самых искушенных, но даже и получившим благодать различения или премудрости.

3. Ведь [отцы] не только постановляют, что монах не должен желать не используемых другими людьми блюд, чтобы его путь, как бы выставленный всем напоказ, не сделался пустым и тщетным из-за недуга тщеславия, но и провозглашают, что само самоограничение постом не должно быть заметным кому-либо, [Col. 242] но, насколько возможно, должно оставаться скрытым и спрятанным. Они полагали более достойным выказывать по отношению к приходящим братьям добродетель обходительности и любви, чем показывать строгость воздержания и жесткость ежедневного правила, и заботиться не о том, чего требует наша воля, или польза, или огонь желания, но ставить выше и исполнять с охотой то, чего требует покой или немощь пришедшего.

Глава 24. О том, что в Египте мы видели, как, принимая нас, [старцы] нарушали вседневные посты не смущаясь

Когда из областей Сирии, желая научиться знаниям старцев, мы направились в провинцию Египта, то там были поражены сердечностью, с которой нас принимали: совершенно ни одно правило из тех, которым нас учили в монастырях Палестины, вплоть до правила назначенного часа трапезы, не соблюдалось, но, за исключением предписанных канонами [Col. 243] среды и пятницы, куда бы мы ни отправлялись, разрешался ежедневный пост; некто из старцев, когда мы осведомились, почему так спокойно у них опускались ежедневные посты, ответил: «Пост всегда со мной, вас же скоро отпущу и со мной держать постоянно не смогу. И пост, хотя полезен и необходим, однако является приношением добровольной жертвы, дело <Р. 234> же любви исполнить требует необходимость заповеди. Итак, принимая в вашем лице Христа, должен накормить Его; отправив же вас, [Col. 244] смогу восполнить в себе самом более строгим постом выказанную вам по отношению к Нему обходительность. Ведь могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? (Мф. 9:15). Когда же Он удалится, тогда будет им прилично поститься».[485]

Глава 25. Об умеренности старца, который шесть раз принимал пищу и остался голодным

Некто из старцев, когда побуждал меня за трапезой съесть еще хоть немного, а я сказал ему, что не могу, ответил мне: «Я уже шести пришедшим братьям накрывал стол и, угощая [Col. 245] каждого, поел со всеми, и до сих пор голоден, а ты сейчас ешь первый раз, и говоришь, что больше не можешь?»[486]

Глава 26. О старце, который один никогда не вкушал в келье