Творения догматико-полемическое и аскетические

Тот же [авва Феодор], когда пришел в мою келью нежданно посреди ночи, втайне выведывая с отеческим любопытством, что же я, еще юный отшельник, <Р. 246> делаю один, и нашел, что я, только закончив вечернюю службу, начал давать отдых утомленному телу и укладываться на ложе, от всего сердца вздыхая и называя меня по имени, сказал: «О Иоанн, сколько людей в этот час собеседует с Богом и Его в самих себя принимают, а ты лишишься такого Света, побежденный бездеятельным оцепенением?»[494]

И поскольку добродетель и благодать отцов побудили нас обратиться к такого рода повествованию, полагаю необходимым упомянуть в этом томе [Col. 255] дело любви, которое мы познали на опыте благодаря обходительности высочайшего мужа Архевия; пусть чистота его воздержания, сочетающаяся с делом любви, воссияет еще ярче, украшенная прекрасной многогранностью. Ведь жертва поста тогда делается для Бога действенной, когда с ней соединятся плоды любви.

Глава 36. Описание пустыни в Диолке, в которой живут отшельники

1. Итак, когда мы пришли, будучи весьма неискушенными, из монастырей Палестины в египетский город, который называется Диолк,[495] и там увидели большое множество монахов, связанных общежительным порядком и отлично образованных, относящихся к лучшей ступени, которая также и первая, мы, побуждаемые похвалами всех, с чутким сердцем поспешили увидеть также другую ступень, считающуюся более высокой, то есть отшельников. Ибо те сначала весьма долго пребывают в общежитиях, [а затем,] тщательнейше выучив все правило терпения и различения и стяжав добродетель смирения и нищеты, дочиста лишенную всех пороков, <Р. 248> проникают в глубокие тайны отшельничества, готовясь вступить в ужаснейшие битвы с демонами.[496]

2. Итак, зная, что эти мужи живут на этой стороне русла реки Нила в месте, которое представляет собой остров, так как с одной стороны окружено этой же рекой, а с другой – морским простором, и [которое] не населено никем, кроме монахов, ищущих уединения, ведь соленость и неплодородность песков делает невозможным земледелие, [Col. 256] – так вот, говорю, что мы к ним поспешили с величайшим желанием, крайне поразившись их трудам, которые они терпели ради созерцания добродетелей и из любви к уединению. Ибо они были стеснены такой нехваткой даже воды, что расходовали ее с такой тщательностью и мерой, с какой никто из домовитых хозяев не хранит и не бережет какой-нибудь вид ценнейшего вина. Ибо для необходимых нужд доставляют ее за три мили [497] или даже дальше из русла указанной реки, и преодоление этого расстояния вдвойне сложно, так как оно пересечено песчаными горами.

Глава 37. О переданных нам аввой Архевием кельях с имуществом

Итак, увидев их, мы воспламенились огнем подражания им, а упомянутый выше Архевий, самый почитаемый среди них, из обходительности привел нас в свою келью и, узнав о нашем желании, притворился, что желает переселиться отсюда, и предложил нам свою келью, утверждая, что сделает это даже если мы не останемся. Мы охотно согласились взять келью со всей обстановкой и утварью, загоревшись желанием жить здесь и проявив несомненное доверие к уверениям такого мужа. Итак, воспользовавшись благочестивым обманом, он ушел на несколько дней, в которые, находясь в отлучке, заготовил расходные материалы для постройки кельи; после чего, вернувшись, с огромным трудом построил себе другую. Через некоторое время опять отдал ее со всей утварью [другим] пришедшим <Р. 250> братьям, тоже охваченным желанием проживать там, обманув из любви подобной же [Col. 257] ложью. Сам же, неустанно пребывая в делах любви, [Col. 258] себе соорудил третью келью, в которой остался. [Col. 259]

Глава 38. О долге, который авва Архевий уплатил за свою мать, трудясь собственными руками

1. Мне кажется, стоит вспомнить также дело любви того же мужа, примером которого монахи наших областей пусть научатся хранить не только строгость воздержания, но и искреннейшее чувство привязанности.

Ибо он, происходя из знатной семьи, с детских лет убежал в монастырь, что от указанного города отстоит чуть ли не на четыре мили, презрев любовь к миру сему и к родственникам. Там он прожил свою жизнь так, что за все пятьдесят лет [что он пробыл в монастыре] никогда не только не приходил в деревню, из которой пришел, не видел ее, но не видел даже лиц женщин, даже собственной матери. Тем временем отец, приблизившись к смерти, оставил сто солидов долга. И хотя тот был этим ничуть не обеспокоен, поскольку не имел части в отцовском богатстве, узнал, что его мать сильно беспокоят заимодавцы.