Творения догматико-полемическое и аскетические

5. Ведь пока своей совестью подозревает, что все произносится против него, еще больше черствеет непокорным сердцем и еще сильнее терзается муками гнева; наконец, после этого повышает голос, слова делаются грубыми, ответы – едкими и неспокойными, походка – резкой и быстрой, разговор – пустым, речь – распущенной и никогда не дружащей с молчанием, кроме как если против брата затаит в сердце какую-то обиду. Его молчание происходит не от сокрушения или какого-либо смирения, но является знаком гордости и негодования, так что трудно становится различить, что в нем более ненавистно: эта ли многоречивая и развязная <Р. 492> веселость или же эта свирепая и ядовитая серьезность.

6. Ибо в первой – неуместная речь, легкий и глупый смех, а также необузданная и распущенная гордость сердца; во второй же – полное гнева и язвительное молчание, которое затевается только для того, чтобы обида, хранимая против брата в молчании, могла бы дольше протянуться, а не чтобы явить этим добродетель смирения и терпения.

И когда он, охваченный этим высокомерием, с легкостью всем причиняет огорчения, гнушается подчиниться в угоду обиженному брату и отвергает предложенное ему и презирает, и не только не сокрушается и не смягчается никаким угождением, [исходящим от] брата, но [Col. 470] даже сильнее негодует, почему тот превзошел его в смирении, – [тогда] спасительное смирение и угождение, которые обыкновенно ставят предел бесовским намерениям, делаются причиной большого пожара.

Глава 28. О гордости некоего брата

Я слышал, и это стыдно и ужасно вновь пересказывать, как в этих краях было, что некий юноша получил упрек от своего игумена, почему тот начал оставлять смирение, которое во время отречения хранил очень краткое время, и стал раздуваться диавольской гордостью, тот ответил крайне дерзко: «Разве я смирялся какое-то время для того, чтобы всегда подчиняться?» Этому столь разнузданному и нечестивому ответу старец так изумился, что прервал свою речь, как будто эти слова были произнесены самим древним Люцифером, а не человеком; услышав их, он не смог произнести ни одного звука против такой наглости, кроме как всхлип сердца и вздох, помышляя только молчаливо в себе самом, что сказано о нашем Господе Спасителе: Он, <Р. 494> будучи образом Божиим, смирил Себя, быв послушным не так, как тот, охваченный диавольским духом и гордостью сказал: «какое-то время», но до смерти (Флп. 2:6, 8).

Глава 29. Признаки, по которым узнается, что душе присуща плотская гордость

1. И чтобы изложить насколько возможно кратко то, что сказано об этом роде гордыни, для тех, кто жаждет быть наставленным в совершенстве, полагаю необходимым, собрав ее признаки, немного повториться, [показать,] как мы замечаем ее по внешним поступкам человека, чтобы мы более кратко научились, по каким признакам ее различать; и тем самым корни этой страсти, обнаженные и выведенные на поверхность и замеченные глазом и рассмотренные, будет легче или выкорчевать, или избежать.

2. Ведь тогда смертоносную болезнь можно избежать вовсе, когда против ее опасных испарений и вредоносных воспалений мы предпримем не запоздалое наблюдение, уже ею охваченные, а когда, распознав ее, так сказать, предвещающие признаки, мы опередим ее предусмотрительным и проницательным различением.

Ибо из внешних движений человека, как мы выше сказали, познается внутренне состояние. Итак, та плотская гордость, о которой мы сказали выше, проявляет себя такими признаками. [Col. 471] Во-первых, голосу ее присуща шумность, молчанию – горечь, в веселье – громкий и раскатистый смех, в серьезности – не поддающаяся рассудку печаль, в ответе – обида, распущенность в речи, слова без разбора извергаются наружу без всякой серьезности в сердце.

3. [Эта гордость] лишена терпения, чужда любви, дерзка в причинении оскорблений, мелочна в перенесении их, строптива в послушании, если только не предшествует собственное желание и устремление, неумолима в принятии советов, к отсечению своей воли неспособна, к уступке <Р. 496> чужой неподатлива и всегда силится насаждать свои указания, однако никогда не соглашается уступать указаниям других; и так получается, что она, став также невосприимчивой к спасительному совету, во всем более верит не суждению старцев, а своему.

Глава 30. О том, что теплохладный по гордости желает и над другими начальствовать