Творения догматико-полемическое и аскетические

Поэтому, собираясь говорить о благе различения и его добродетели, приступив к которому речь ночной беседы положила конец нашему рассуждению, мы сочли подходящим сначала обозначить его высокие свойства изречениями отцов, чтобы, когда станет ясно, что о нем думали или говорили наши предки, тогда уже разобрать, насколько сможем, его пользу и благодеяния, приводя и древние, и недавние случаи падения разных людей, которые потерпели гибельное крушение, поскольку недостаточно достигли его. Обсудив это, мы лучше научимся тому, как должны искать его и взращивать, учитывая его преимущества и достоинство благодати.

Важность дара различения

Ибо это не какая-то обыкновенная добродетель, которую можно приобрести походя человеческими стараниями, если ее не подаст Божественная щедрость. Ведь мы читаем, как апостол называет и ее в числе благороднейших даров Святого Духа таким образом: Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом (1 Кор. 12:8–9), и немного спустя: иному различение духов (1 Кор. 12:10). [Col. 525] Наконец, закончив весь перечень духовных дарований, он добавляет: Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно (1 Кор. 12:11). Итак, вы видите, что дар различения не земной и не малый, но величайшая награда Божественной благодати. И если монах не достигнет его со всяческим усердием и не будет владеть различением входящих в него самого духов по определенному порядку, ему придется, <Р. 113> блуждая словно в глухой ночи и непроницаемом мраке, не только натыкаться на опасные ямы и обрывы, но и часто ошибаться даже на ровных и прямых путях».

Глава 2. Что приносит монаху одно лишь различение и рассуждение об этом аввы Антония

«Помню, когда я был еще в мальчишеских годах, к блаженному Антонию, жившему в области Фиваида, сошлись старцы, чтобы поговорить о совершенстве. И собеседование затянулось от вечерних часов до рассвета. Это обсуждение заняло большую часть ночи, ибо они очень долго исследовали, какая добродетель или соблюдение чего может всегда хранить монаха невредимым от диавольских ловушек и обманов или по правой стезе твердой поступью возвести на вершину совершенства. И когда каждый высказывал свое мнение в меру собственного разумения, одни видели искомое в прилежании к постам и бдениям, поскольку, стало быть, разум, истонченный ими и достигший чистоты сердца и тела, легче соединяется с Богом; другие – в презрении ко всем вещам, потому как если разум полностью отбросит их от себя, то удобнее придет к Богу, так как его больше не будут удерживать никакие узы; иные полагали необходимым отшельничество, то есть уход в потаенные места пустыни, пребывая в которых каждый может ближе общаться с Богом и внимать Ему более пристально; некоторые определяли, что нужно стремиться к служению любви, то есть человечности, потому что таковым Господь в Евангелии как бы особо обещает дать Царство Небесное, говоря: [Col. 526] приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня (Мф. 25:34–35) и прочее, и потому что они считали, что таким образом можно с помощью различных добродетелей уготовать путь к Богу. И после того, как в этих исследованиях прошло очень много времени, <Р. 113> наконец вступил блаженный Антоний и сказал: „Все, что вы сказали, необходимо и полезно жаждущим Бога и вожделеющим достичь Его. Но неисчислимые происшествия и испытания, случившиеся со многими, никоим образом не позволяют нам видеть в этом главную благодать. Ибо часто жесточайшим образом предающихся постам или бдениям, и дивно ушедших в одиночество, и столь усердствующих в отказе от всякого имущества, что не терпят держать у себя пропитание даже на один день и хотя бы один динарий, и исполняющих со всяческим рвением дела человеколюбия мы видели внезапно обманутыми так, что они не могли закончить начатое дело достойным исходом и величайший пыл и похвальное поведение завершили позорным концом.