Творения догматико-полемическое и аскетические

Ибо, желая привычкой к откровениям заставить его быть легковерным в отношении будущего обмана, диавол долгое время открывал ему всяческие совершенно правдивые вещи, словно вестник истины, а под конец объявил, что христианский народ вместе с первенствующими в нашем богопочитании и вере, то есть апостолами и мучениками, [Col. 536] помрачен и темен, испорчен и изуродован всякой гнилью, а иудейская толпа с Моисеем, праотцами, пророками ликует высшей радостью и блистает великолепнейшим светом. Он убеждал, что если тот предпочитает стать сопричастником их заслуг и блаженства, то должен также поспешить принять обрезание.[598]

Никто из них вовсе не был бы столь прискорбно прельщен, если бы потрудился приобрести понимание этого различения. Поэтому насколько опасно не иметь благодати различения, показывают случаи и примеры многих».

Глава 9. Вопрос о приобретении истинного различения

Герман на это сказал: «И из недавних примеров, и из определений древних вполне четко явствует, что различение есть некоторым образом источник и корень всех добродетелей. Посему мы хотим научиться, как его нужно добиваться и как можно распознать, истинное ли оно и от Бога или ложное и от диавола, <Р. 120> чтобы, согласно евангельской притче, [Col. 537] про которую ты толковал в прошлом собеседовании,[599] которая повелевает нам быть умелыми менялами, мы, рассматривая образ истинного царя, отчеканенный на номизме, могли уловить, что он запечатлен не на законной монете, и отвергнуть ее, по твоему простонародному выражению во вчерашнем собеседовании, как фальшивку, опираясь на то знание, которое, как ты достаточно подробно и точно описал, должно быть у духовного и евангельского менялы. Ибо что пользы знать заслуги этой добродетели и благодати, если мы не ведаем, как к ней стремиться или как приобрести ее?»

Глава 10. Ответ о том, как приобретается истинное различение

Моисей тогда говорит: «Истинное различение не завоевывается ничем, кроме как истинным смирением. Первая же проверка этого смирения вот в чем: если все, что мы не только собираемся делать, но и о чем думаем, будет оставлено на усмотрение старших, чтобы каждый, ничего не поверяя своему суждению, во всем довольствовался их определениями и по их преданию познавал, что нужно считать добром, а что – злом.

Это установление не только научит юношу шествовать правой стезею по истинному пути добродетели, [Col. 538] но и сохранит его невредимым от всех обманов и козней неприятеля. Ибо никоим образом нельзя будет обмануть того, кто живет не своим суждением, но примером предшественников, и коварный враг не в силах будет прельстить неведение того, кто все рождающиеся в сердце помыслы не покрывает пагубной стыдливостью, но или отвергает, или приемлет их по зрелом испытании старших. Ибо скверный помысел сразу же, как будет открыт, увядает, и прежде чем будет вынесено суждение различения, отвратительная змея, силой исповеди словно извлеченная из мрачной подземной норы на свет, <Р. 121> уходит некоторым образом опозоренной и обесчещенной. Ибо ее вредоносные наущения господствуют в нас до тех пор, пока прячутся в сердце. И чтобы вы лучше поняли смысл этого положения, я расскажу вам об одном поступке аввы Серапиона, который тот очень часто представлял младшим ради наставления».

Глава 11. Слова аввы Серапиона об ослаблении помыслов от открытия их и об опасности от самонадеянности

«Когда я был еще мальчиком, – говорил он, – и жил с аввой Феоной, [Col. 539] такой у меня вражеским приражением завелся обычай, что после того, как я ужинал вместе со старцем в девятом часу, я каждый день тайно прятал один хлебец за пазуху, а вечером без его ведома тайком съедал. Хотя я беспрерывно совершал это воровство с содействием воли и невоздержанностью внедрившегося однажды желания, когда неправедное вожделение бывало удовлетворено, я, возвращаясь к самому себе, тяжелее мучился из-за совершенного преступления воровства, чем радовался, съедая хлебец.

Сила исповеди