Творения догматико-полемическое и аскетические

«И поэтому все святые, с глубокими вздохами оплакивая немощь своей природы, рассматривая разнообразие помыслов, тайники и глубины своей совести, с мольбой восклицают: [Col. 1274] не входи в суд с рабом Твоим, потому что не оправдывается пред Тобой ни один из живущих (Пс. 142:2), и следующее: Кто может сказать: „я очистил мое сердце, я чист от греха моего“? (Притч. 20:9), и еще: нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы (Еккл. 7:20), но и следующее: кто усмотрит погрешности свои? (Пс. 18:13). И настолько они сознавали, что человеческая праведность слаба и несовершенна и постоянно нуждается в милосердии Божием, что один из тех, беззакония и прегрешения которого Бог очистил посланным с жертвенника огненным углем слова Своего, после чудного созерцания Бога и лицезрения высших Серафимов и после откровения небесных тайн изрек: горе мне! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами (ср. Ис. 6:5). Он, я думаю, даже и тогда бы, пожалуй, не ощутил нечистоты уст своих, если бы <Р. 163> не удостоился благодаря созерцанию Бога постичь истинную и безупречную чистоту совершенства, при лицезрении которой он неожиданно познал свою собственную нечистоту, каковой прежде не чувствовал. Ибо когда он сказал: горе мне! ибо я человек с нечистыми устами, то говорил о нечистоте своих собственных уст, а не о нечистоте народа, как кажется из последующих слов: и живу среди народа также с нечистыми устами. Ведь даже когда он, молясь, признает нечистоту грешников, словно бы общую [с ним], то объемлет общим молением не только массу нечестивцев, но и праведников, говоря: „вот Ты прогневался, и мы согрешили, в них всегда мы были и спасемся; все мы сделались – как нечистый, и вся праведность наша — как одежда во время месячного очищения“ (Ис. 64:5–6). Что, я спрашиваю, может быть очевиднее этого высказывания, в котором пророк, объяв не одну только [свою], но всю праведность нашу [Col. 1275] и рассмотрев все, что признается нечистым и отвратительным, решил сравнить эту [праведность] с лоскутами, запачканными месячными очищениями, поскольку ничего не мог найти в жизни людей более грязного и презренного.