Само собой теперь понятно, что задача каждого человека, желающего вступить на путь истинной жизни по идеалу нравственного совершенства и достигнуть Царства Небесного, обращается к тому, чтобы избавить себя от пленения законом греховным. А это избавление от плена закона греха должно выражаться в жизни не чем иным, как свободою от тех проявлений жизни, которые обусловлены им, т. е. от пороков – этих терний, которые возросли в нашем сердце и как бы сковали его.[1193]
Задача спасающегося и должна сводиться к уничтожению этих пороков. Каждый успех в этом деле будет шагом к освобождению закона духа, как бы ростом его силы за счет ослабления закона плоти и греха, который и будет ослабляться чрез уничтожение пороков, этих терниев, которыми он вцепился в душу человека. В этом-то, очевидно, и заключается чистота сердца, которое у Иоанна Кассиана, согласно слову Божию (Мф. 15:19), является главным источником жизненных проявлений и настроений;[1194] владея этой чистотой, человек снова зрит Бога и обращается к помышлениям о небесных предметах. В этом же очищении сердца от терниев, очевидно, заключается и выражается та перемена настроения воли, которая из царства диавола переводит человека снова в царство Христа, потому что только через это воля человека снова обращается к жизни по закону богоподобного духа, влекущего человека к приобщению к жизни Божественной. Теперь попятно, почему общая конечная цель человека – Царство Небесное – при своем осуществлении ставит ближайшею задачею чистоту сердца, потому именно, что через это и происходит то внутреннее пересоздание себя, та перемена воли, которая и ведет человека к приобщению к царству добра и жизни, обращает его к небесным предметам – этому духовному хлебу, укрепляющему сердце человека.[1195] «Но нет никого, – говорит Иоанн Кассиан, – хотя бы святой кто был, кто вышесказанный хлеб принимал не с потом лица своего, не с заботливым напряжением сердца»,[1196] ибо закон греха и порока [1197] противоборствует закону ума. «Духовен тот закон, который повелевает нам в поте лица нашего есть тот хлеб истинный, который сходит с неба (Ин. 6:51), но нас делает плотскими продажа греху».[1198] Вот почему монах, взявший на себя задачу достичь Царства Небесного через благое господство духовных сил, через победу над похотью, делается необходимо подвижником, атлетом Христа, воином Его (militem Christi),[1199] сражающимся прежде всего против своей плоти и крови, потому что и враги у него – его домашние, его чувства и пожелания, – словом, сам же он в своих плотских настроениях. «Ибо как Царствие Божие внутрь нас есть, – говорит преп. Кассиан, – так враги человеку суть домашние его (Мф. 10:36). Никто больше не враждебен мне, как мое чувство, которое мне есть самый близкий, домашний; и когда не враждуют против нас домашние, тогда и Царствие Божие приобретается спокойствием духа, а не борьбой.[1200] И эта борьба должна совершаться до тех пор, пока плоть похотствует на духа,[1201] пока закон плоти не будет приведен в согласие (чрез подчинение) с законом духа».[1202] «Упражнение в чтении, прискорбный пост для очищения сердца и удручение плоти полезны только в настоящей жизни, пока плоть похотствует на духа», – говорит преп. Кассиан.[1203] И без сомнения, эта борьба требует известных средств, известного порядка – искусства. В чем должно выражаться это искусство и как должны осуществляться вообще задачи подвижника и чего он может достичь, об этом говорит уже та часть сочинений Иоанна Кассиана, где идет речь по преимуществу об осуществлении подвижничества. Из приведенных же и изложенных взглядов Иоанна Кассиана, относящихся к его общему нравственно-христианскому мировоззрению, можно вывести только то заключение, что основы аскетизма, как явления нравственно-христианской жизни, у него чисто антропологические. Аскетизм, понимаемый как известного рода совокупность приемов в осуществлении идеала нравственно-христианского совершенства, в своем причинном бытии вполне обусловливается состоянием природы падшего человека, которая делает человека неспособным жить прямо тем содержанием жизни, которое предлагает нравственное христианское учение. И по существу-то дела основания христианского подвижничества в нравственной жизни человека, понимаемого указанным образом, и могут быть только антропологические, т. е. необходимость подвижничества нужно объяснять состоянием природы падшего человека. Так именно и смотрит Кассиан на причинные основания подвижничества, насколько это удалось выяснить из представленного очерка его антропологических воззрений. Если бы человеку можно было идти прямо только путем положительного развития и усвоения содержания жизни, предлагаемого христианскою нравственностью, то, конечно, и подвижничество излишне, но в силу состояния его падшей природы ему необходимым оказывается прибегать к искусственным мерам подавления в себе нажитого им содержания жизни, прямо противоположного требуемому «с потом лица есть небесный хлеб».[1204] Таким образом, потребность подвижничества, по взгляду Иоанна Кассиана, коренится в глубине природы падшего человека и есть необходимое явление жизни на началах духа по преимуществу и в интересах его нравственного усовершенствования.