Творения догматико-полемическое и аскетические

Борьба с помыслами обусловливается падшим состоянием ума человеческого и стала необходимым явлением в жизни спасающегося человека после того, как первый человек, обладавший знанием только добра, «взыскал помыслов многих».[1527] И борьба в этом отношении есть не что иное, как усилие человека возвратить своему уму его первоначальное направление только к Богу и положить конец его блужданиям по стихиям и предметам внешнего мира. И нужно иметь в виду, что преп. Кассиан, говоря о борьбе с помыслами, разумеет под последними не только явно дурные и гнусные помыслы и вожделения, которым привержен человек от юности,[1528] но и всякий вообще праздный, хоть сколько-нибудь удаляющий от Бога и предметов духовных помысл.[1529] Такое строгое понимание преп. Кассианом помысла, с которым нужно бороться, понятно, если припомнить его взгляд на то содержание личной жизни, в котором выражалась жизнь первозданного человека и к которому должен возвратиться человек на высшей ступени нравственного развития.

Это состояние есть «созерцание» в смысле ничем не прерываемого постоянного устремления ума и всех духовных сил человека к Богу и предметам духовным, так что человек сознает себя только в Боге и живет только этим сознанием своего непрерывного духовного общения с Богом, почитая это величайшим благом.[1530] Такое направление ума и состояние духовных сил является выражением нормального хода жизни человека, поскольку он живет истинной жизнью по причастию к началу ее – Богу, а отсюда понятно, почему всякое отвращение от Бога должно быть рассматриваемо, по мысли преп. Кассиана, как смерть и всякий вообще помысл, удаляющий от созерцания, «единого на потребу блага»,[1531] к занятиям земными делами, должен считаться грехом и блудом, как бы незаконным сочетанием ума человека с предметом мысли.[1532] Заповедь не прелюбодействуй (Исх. 20:14), говорит преп. Кассиан, имеет несколько смыслов и между прочим внушает, чтобы мы остерегались впасть «в порок блуда, который состоит в блуждании помыслов, поелику всякий помысл, не только гнусный, но и праздный и хоть сколько-нибудь удаляющий от Бога, совершенный муж вменяет в самый блуд».[1533] Отсюда понятно, почему, собственно, борьба с помыслами является принадлежностью всей жизни подвижника: не только в период искоренения страстей, когда дурные помыслы являются «семенем греха», а и после победы над страстями, когда даже естественные потребности, отвлекающие человека от созерцания Бога, считаются злом.

Теперь эта борьба обособляется и становится прямою задачею подвижника, так как человек совершенный яснее познает и сильнее чувствует несчастие, производимое блужданием ума, которое (блуждание) отвлекает его от испытанного уже им блаженства созерцания Бога, и блаженный апостол Павел, преисполненный всяких добродетелей, считает, однако, себя несчастным потому именно, говорит преп. Кассиан, что он не мог постоянно пребывать в божественном созерцании;[1534] и многих святых, занятых упражнением в добрых делах, однако ж земных, отвлекают (эти дела) от созерцания высочайшего блага – Бога и препятствуют обладанию высочайшим блаженством, ибо хотя все заслуги святости не только для настоящей жизни хороши и полезны, но и вечное блаженство приобретают, однако ж если сравнить их с заслугами божественного созерцания, то окажутся маловажными и менее ценными.[1535]

«Можно ли верить, – продолжает преп. Кассиан, – чтобы кто когда-либо, даже самый лучший из всех праведников и святых, связанный узами этого тела, мог стяжать это высочайшее благо так, чтобы, никогда не отступая от божественного созерцания, даже и на короткое время земными помыслами не отвлекался от Того, Кто один есть благо; кто бы никогда не имел никакого попечения ни о пище, ни об одежде, ни о других плотских потребностях; никогда не желал бы никакой человеческой помощи или, удручаемый крайнею нищетою, не подвергался прещению Господа, Который говорит: не заботьтесь для души вашей, что вам есть (Мф. 6:25)».[1536]