Творения догматико-полемическое и аскетические

Сами добрые дела, которыми занимаются святые мужи, и отвлекают их от созерцания. «Кто, – спрашивает преп. Кассиан, – исхищая беспомощного из руки сильнейшего, бедного и нищего от грабящих его, в самом действии заступления спокойным духом будет созерцать славу божественного величия? Кто, доставляя пропитание бедным или с услужливым человеколюбием принимая толпы пришельцев, в то самое время, когда озабоченным духом развлекается услугами братиям, будет созерцать безмерность высшего блаженства».[1537] Чтобы можно было достигнуть этого высочайшего блага (то есть наслаждаться созерцанием Бога и постоянно прилепляться ко Христу), нужно, по словам преп. Кассиана, резрешиться от тела, которое, как тленное и затрудняемое многими потребностями, по своей немощи не может не отвлекать от общения с Богом. Невозможно всегда наслаждаться божественным созерцанием духу, который развлекается столь тягостными и различными печалями.[1538] Поэтому-то борьба с помыслами может вести в своих результатах не к тому, чтобы совершенно уничтожить силу рассеянности ума и снова возвратить человеку непрерывное созерцание Бога, а хотя бы к тому только, чтобы уничтожить дурные помыслы и сократить таким образом самое блуждание ума. Колеблемость ума и его блуждание, так сказать, многопопечительность о предметах физического мира есть прямое выражение силы закона греха,[1539] привнесенного падением Адама, и сила рассеянности навязывается сознанию человека в его падшем состоянии неотразимо. Совершенно против своей воли человек осаждается разными мыслями [1540] и даже при намеренном направлении ума к определенным созерцаниям снова отклоняется к блужданию мыслей. Эта сила рассеянности пробуждает сомнение в самой возможности достичь желаемого улучшения, так как человек во всякое мгновение блуждает по скользкому пути. И если когда душа человека приводится к страху Божию или духовному созерцанию, то прежде, нежели утвердится в нем, опять скоро развлекается. «И когда, как бы проснувшись, – говорит преп. Кассиан, – заметим, что мысли наши уклонились от предпринятого намерения, хотим более напряженным вниманием сердца, как бы некоторыми узами, связать, то и при самом усилии нашем они скорее рыбы угря выскользают из святилища духа».[1541]

Так неотразима для человека сила рассеянности его падшего ума. И этот вопрос об изменчивости мыслей, или, как выражается преп. Кассиан в Собеседовании VII «О непостоянстве души», составляет любимую тему его духовных Собеседований. Он подробно описывает проявление этого непостоянства в практике подвижнической жизни, происхождение помыслов от разных источников, качества их, правила различать добрые помыслы от злых и средства к борьбе с силою рассеянности, отдавая в этой борьбе должное и собственным силам человека. В практике монашеской жизни сила рассеянности сказывается всего ощутительнее в опытах молитвы и духовного размышления, и потому, без сомнения, здесь-то и происходит попытка поставить ум в тесные рамки только известных определенных созерцаний. «Ум наш, – говорит преп. Кассиан, – поняв заглавие какого-либо псалма, нечувствительно отвлекается от него, без сознания, как бы в исступлении, переходит к другому тексту Священного Писания. А когда начнет сам в себе размышлять о нем, еще не обозрит его всецело, как приходит на память другое свидетельство, а от этого еще к другому переносится… Таким образом, ум (mens), колеблясь и блуждая даже и во время богослужения как пьяный, развлекается по разным предметам, никакой обязанности не исполнит как должно».[1542] Рассказывая свои личные опыты в этой области, преп. Кассиан говорит, что во время молитвы ему приходят на память без всякого желания с его стороны «поэтические стихи», «пустые басни» и «постыдные поэмы», знакомство с которыми он приобрел при изучении наук светских. «И вот, – говорит он, – пред глазами представляются образ сражающихся героев, и такими мечтами воображение всегда смущает меня, так что не допускает духу моему возноситься к горнему созерцанию, и они не могут быть изгнаны и ежедневным плачем».[1543]

Что же делать подвижнику Христову при такой по-видимому непреодолимой силе рассеянности и может ли он что-либо сделать? Напрасно думать, будто человек сам ничего не может предпринять против этой силы рассеянности и ничего не может достичь на этом пути. Не возмущаться духу помыслами невозможно, но принять или отвергнуть их возможно всякому, кто (при помощи Божией) употребит для сего старание. Как возникновение их не зависит от нас, так и отвержение или принятие состоит в нашей воле. Большею частью от самого же человека зависит, чтобы исправилось качество помыслов и возникали в душах наших духовные и святые или земные – плотские мысли.[1544]