Творения догматико-полемическое и аскетические

Изображение жизни христианского подвижника со стороны внешней сам преп. Кассиан называет менее важным предметом,[1731] нежели ход жизни внутреннего человека, и потому уделяет ей сравнительно небольшую часть своих сочинений. Само собой понятно, что строй внешней жизни подвижника, его внешний быт, должен всецело определяться требованиями той цели, которую имеет в виду осуществить христианский подвижник. А так как цель эта состоит в пересоздании себя по внутреннему человеку, в очищении сердца и обновлении сил духа, то внешний строй жизни должен так быть упорядочен, чтобы он служил не задержкой, а пособием и средством к этому. И так как, далее, жизнь человека плотского, не ставшего на путь спасительный, в своих внешних проявлениях и строе вполне определяется потребностями и стремлениями внутренними и приноровлена к их удовлетворению и их же поддерживает, то само собой понятно, что этот строй не был бы уже пригоден, раз переменились самые внутренние запросы человека. Преп. Кассиан достаточно описывает, в чем выражается воля плотского человека, то есть невозрожденного духовно, и в чем воля человека духовного.[1732] И если теперь при вере человека во Христа и Евангелие, которой полагается начало спасительного процесса, происходит перемена в самом жизнеопределении человека, так что он со страхом за свою судьбу начинает оплакивать содержание своей прежней жизни и отрекается от него во имя нового, то ему естественно отречься и от тех внешних условий жизни, которые вызывались потребностями прежней жизни и поддерживали их. И если внутреннее отречение от нажитого содержания личной жизни может быть сначала положено только в одном намерении и осуществляется постепенно путем долгой работы над самим собой, то порвать внешнюю связь с нежелательным и несоответствующим внешним строем жизни, конечно, можно простой переменой самих условий жизни. С этого и должен начинать свой внешний подвиг христианский аскет: он должен отречься и оставить чисто внешним образом, «телесно»,[1733] как говорит преп. Кассиан, ту среду и те предметы, около которых сосредоточивалась его жизнь, чтобы они уже не беспокоили его более своим влиянием и не отвлекали от главного – внутренней работы над собой. Историческое основание для этого преп. Кассиан указывает еще в жизни христиан Церкви времен апостольских, к какому времени он относит и происхождение «своего звания» (professionis).[1734] Он так рассуждает о происхождении монашества: когда после смерти апостолов общество верующих начало охладевать, особенно те, которые из иноплеменников присоединились к вере Христовой, от которых апостолы по слабости их (то есть иноплеменников) веры требовали только воздержания от блуда, идоложертвенного, удавленины и крови (Деян. 15:29); и когда эта свобода язычников начала ослаблять совершенство Церкви Иерусалимской, то даже предстоятели Церкви уклонились от прежней строгости. «Те же, у которых была горячность апостольская, помня о прежнем совершенстве, удаляясь из своих городов и от общения с теми, которые почитали позволительным нерадение распущенной жизни, стали пребывать в местах уединенных; и таким образом составился сказанный род учеников, которые удалялись от общения с прочими».[1735] Они с течением времени, так как воздерживались от супружества и уклонялись от соучастия с родителями и сообщения с этим миром, назывались монахами (monachi, sive monazontes), единожительствующими – по строгости уединенной жизни. «Отсюда уже последовало, что по совокупному сожительству они назывались киновитянами, а кельи и местожительство их киновиями».[1736] Этот род внешней жизни и был один только до времени Павла Фивейского и Антония Великого. Последние положили начало новому роду внешней жизни подвижника, удалившись по желанию высшего совершенства в сокровенные пустыни поодиночке. Таким-то образом из киновийского рода жизни подвижников произошел другой – анахоретство, когда подвижники Христовы, не довольствуясь тою победою, какую одерживали над сокровенными кознями диавола между людьми, желая вступить в открытую брань с демонами, не боялись проникать в отдаленные места обширной пустыни по подражанию Иоанну Крестителю.[1737]

Указанные два рода жизни подвижнической, киновийскую и анахоретскую, преп. Кассиан и считает самыми подходящими условиями для осуществления задач подвижничества и как бы оснащенными примерами великих подвижников. Обе эти формы внешней жизни, как видно, характеризуются отвержением обычной среды и условий человеческой жизни.[1738] Собственно же характерную черту киновийской жизни составляет то, что подвижники, живя в сообществе, имеют все общее и управляются одним старцем; анахореты же, которые прежде наставлены были в киновии и уже усовершились в деятельной жизни, избирают уединенные места и живут одиноко, предаваясь божественному созерцанию.[1739]