Преп. Кассиан совершенно хочет изгнать из христианского мировоззрения юридическую точку зрения на отношение между Богом и человеком, особенно в деле осуществления нравственного идеала и достижения Царства Небесного. С этой целью он неоднократно приступает к выяснению различия двух нравственных мировоззрений или жизнеопределений: Моисеева Закона, где человек, как раб, по страху исполняет заповеди, и Евангельской благодати,[1801]
когда человек, делаясь сыном Божиим, не нуждается в Законе. С этой же целью он специально рассуждает о времени прекращения покаяния и об удовлетворении за грехи.[1802] И в данном случае он опять развивает мысль, что удовлетворение за грехи нужно понимать не юридически, будто грехи только прощаются за подвиги, а так, что для оправдания мы сами должны уничтожить грехи и расположение к ним в нашем сердце через перемену худых настроений на добрые. И признаком прощения здесь служит то, если совесть наша спокойна и не обличает во грехах.[1803] Значит человек должен сам достигать разрешения грехов, получать его в спокойствии совести и оправдывать себя пред Богом путем искоренения страстей, а не полагать всю силу оправдания во внешних только подвигах.[1804] «Надобно помнить, – говорит преп. Кассиан, – что тот еще не разрешен от грехов, кто во время покаяния и удовлетворения за грехи представляет себе образцы их и воспоминает о них. Из этого следует, что тогда должно почитать себя разрешенным и прощенным в прежних грехах, когда сердце и воображение уже не обольщается ими. Итак, в совести нашей есть неложный свидетель, который еще прежде суда уверяет нас об окончании покаяния и даровании нам прощения».[1805]