Творения догматико-полемическое и аскетические

Служебное значение для подвижника, а не внешнее объективное тяготение над его личностью подвига поста ясно подчеркивается здесь преп. Кассианом. Это отрицание самостоятельного значения за внешним, взятым вне отношения его к внутреннему миру инока, ясно показывает, что подвижнический идеал у Иоанна Кассиана исключительно нравственного свойства. «Посты, бдения, отшельничество, размышление о Священном Писании нужны для главной цели, то есть для чистоты сердца, которая есть любовь, – говорит он, – и из-за них не должны нарушать эту главную добродетель».[1869] Но и помимо этих названий (чистота сердца, любовь), характеризующих идеал подвижничества преп. Иоанна Кассиана как идеал исключительно нравственный, эта мысль выражается очень ясно и прямо. «При целом, невредимом сохранении главной добродетели (то есть любви) не будет никакого недостатка, если что-либо из внешних подвигов и будет опущено», – говорит преп. Кассиан. «Напротив, не будет никакой пользы все то исполнить (пост, бдение и пр.), если не будет у нас сказанной главной добродетели (любви), для которой то должно быть совершаемо».[1870] «Напрасно будет упражняться во внешних подвигах тот, кто довольствуется ими как высшим благом, внимание своего сердца будет привязывать к ним только… это значит иметь орудия для искусства и не знать цели, в которой состоит плод».[1871]

Это будет понятно, если мы припомним, что у преп. Кассиана цель подвижничества – достижение Царства Небесного – опосредствована третьим моментом – нравственным совершенством, которое характеризуется у него как «чистота сердца».[1872] От подвижника требуется исполнительность в отношении к его обязанностям, но разумная, с сознанием того, что непосредственной связи между получением Царства Небесного и этой внешней исполнительностью все-таки нет. К вечному блаженству ведет только душевная чистота и святость, а внешние подвиги только должны служить к приобретению последней. Замечательно ясно выразил эту мысль преп. Кассиан в следующих словах, вложенных им в уста старца Моисея: «Все искусства и науки имеют какую-нибудь цель (scopon), то есть назначение и свой конец (telos)… А вы, презревшие отечество, род свой и весь мир, скажите мне: какая ваша цель? И какой конец имея в виду, вы это сделали?.. Мы это сделали ради Царства Небесного. На это авва Моисей сказал: вы хорошо сказали о конце, но не сказали, какая та цель, на которую взирая, мы можем получить Царство Небесное. Когда мы признались, что не знаем, старец отвечал: конец нашего обета есть Царство Божие, а цель – чистота сердца, без которой невозможно достигнуть оного конца. Итак, к этой цели да будет устремлен всегда наш ум».[1873]

Насколько же оправдывается теперь указанная черта аскетических воззрений преп. Кассиана восточною аскетикой и можно ли находить в ней тот же самый взгляд на подвижничество как преимущественно внутреннюю жизнь личности, с идеалом чисто нравственным?