Творения догматико-полемическое и аскетические

Вот почему все обеты иночества и все добродетели, хотя и осуществляются с большим насилием над собой и при этом как бы во исполнение уже сторонней воли (общего устава или воли настоятеля), остаются и должны оставаться по существу дела и по внутреннему отношению к ним подвижника вполне свободными, как мотивируемые исключительно целью достичь идеала нравственного совершенства. Отсюда то требование от подвижника, которое не раз высказывается преп. Кассианом, чтобы он не ослабевал и не терял той ревности, которая у него была в начале отречения от мира,[1894] когда он, побуждаемый единственным желанием достичь идеала совершенства, проявил свободную решимость и готовность ко всему, что нужно будет перенести ради этой цели. В этом смысле преп. Кассиан и говорит, что для подвижника Христова мало отречься однажды, то есть при начале вступления на путь подвижничества, а нужно отрекаться ежедневно, в течение всей своей жизни.[1895] Ту самую свободную решимость ко всему, что требуется подвижничеством ради идеала совершенства, во время прохождения пути подвижнического приходится как бы только постоянно повторять и доказывать на деле в приложении уже к частным действиям. Вот почему даже такое требование от подвижника, чтобы он совершенно отказался от действий по своей воле и всецело отдался воле старца, открывая ему каждое свое намерение и каждый шаг своей жизни, сообразуя с его волей, ничуть не говорит против самодеятельности и активности инока в деле подвижничества, а, напротив, и предполагает ее, если обратить внимание на внутреннюю сторону этого послушания. Сущность и смысл этого требования состоит не в том, чтобы механически исполнять повеления старца, подчиняясь власти последнего и не стараясь выработать соответствующего душевного настроения, а только, так сказать, примиряясь с необходимостью, а в том, чтобы в силу осознанной необходимости такого отречения от своей воли для осуществления идеала совершенства свободно побуждать себя к этому послушанию, переводя волю старца в свою личную жизнь, как волю Божию, и сообразуя с этим свое настроение.[1896] В силу такого именно отношения к обету послушания подвижник не только не обращается в слепое орудие, механически исполняющее волю другого, а, напротив, как и говорит преп. Кассиан, этим он и доказывает свою личность, свою свободу и мужество,[1897] именно потому, что он поступает так по принципу, им самим свободно положенному. С целью выяснить и указать подвижнику нормальное отношение его к обету послушания преп. Кассиан и рассуждает так много о пользе послушания, о необходимости открывать все свои помыслы старцу как о лучшем средстве в борьбе со врагом.[1898] Преп. Кассиан старается ввести в сознание подвижника через эти рассуждения о пользе послушания ясное представление об отношении послушания и отречения от своей воли к осуществлению идеала подвижничества как средства к цели, чтобы на почве этого сознания и могло возникнуть у подвижника свободное решение поставить принципом своей жизни только волю старца и постоянное стремление осуществлять этот принцип на деле и вырабатывать соответствующее настроение. С этой точки зрения на послушание как на сознательно-активное дело самого подвижника получают свое оправдание, как воспитательные средства для воли, даже приказания по-видимому совершенно бессмысленные. Так, например, рассказывает преп. Кассиан, один старец, желая испытать добродетель послушания аввы Иоанна, бывшего у него в молодости послушником, от веры ли и простоты сердечной она происходит или притворна, принужденна, не при глазах ли только он покорен, приказал ему поливать два раза в день воткнутую в землю сухую ветку, чтобы она от непрестанной влажности пустила корни и выросла в дерево. Юноша Иоанн в течение целого года в точности и с таким усердием, что ни праздники, ни другие занятия не останавливали его, исполнял это приказание. Наконец старец, видя, что Иоанн исполняет приказание с простосердечным расположением, без смущения и исследования причины, приказал ему оставить это занятие.[1899] В представленном примере послушания, как идеале исполнения такого подвига, не без намерения, конечно, отмечается и ставится на вид внутренняя субъективная настроенность юноши Иоанна при исполнении им приказания, именно отсутствие всякого смущения, исследования причин, простосердечное расположение и непринужденность.