Творения догматико-полемическое и аскетические

Подобного рода увещания и ободрения можно встретить почти на каждой странице наставлений не только у Антония Великого, но и у других. И весь путь подвижничества у них представляется путем постоянного самонасилования, а ревность и внутренний жар являются как бы силой, поддерживающей подвижника на этом пути: «Будь соревнователем живущих право, – говорит Василий Великий, – и дела их запиши у себя на сердце… Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11:12). Это – евангельское слово… поэтому, если хочешь восхитить Царство Небесное, употреби принуждение, подклони свою выю под иго служения Христова, стяни ярем на вые своей; пусть гнетет он твою выю; истончай ее трудом добродетелей, в постах, в бдениях, в послушании, в безмолвии, в псалмопениях, в молитвах, в слезах, в перенесении всякой скорби, наносимой тебе демонами и людьми… Рассматривай дела свои каждого дня, сравнивай их с делами предшествовавшего дня и поспешай к исправлению».[1922] Из этих слов Василия Великого ясно, что подвижничество, понимаемое вообще восточными аскетами как дело воссоздания души и даже всего человека,[1923] есть дело личной инициативы подвижника и созидается волей самого подвизающегося. Чтобы достичь той или другой степени совершенства, необходимо постоянно понуждать себя к этому,[1924] ибо помимо своей собственной воли никто в человеке не может произвести ни добра, ни греха.[1925] Вот почему и нет пользы для подвижника, если он только проявит свою ревность и решимость в начале отречения, а потом не будет понуждать себя к концу.[1926] Нужно постепенно затем входить в подвиг; «понемногу отнимай у себя житейские наслаждения, – говорит Василий Великий, – истребляя все свои навыки… когда возьмешь верх над пристрастием к одному удовольствию, тогда вступай в борьбу с пристрастием к другому».[1927]

К добродетельным поступкам и к совершенству нужно возбуждаться «самопроизвольным усердием», говорит Нил Синайский,[1928] и это выражение, кажется, всего лучше передает общий взгляд восточных аскетов на подвижничество как на дело, созидаемое волей подвизающегося. Вот почему та же восточная аскетика обратила серьезное внимание и даже поставила предметом прямого воздействия и борьбы такое состояние души, которое характеризуется полнейшим ее изнеможением и как бы расслаблением в деле движения к совершенству. На языке аскетики это состояние известно под именем уныния, которое причисляется к восьми главным порокам.[1929] «Имя Амалик означает уныние, – говорит авва Исаия. – Ибо когда начнет человек убегать от пожеланий своих и оставит грехи свои и прибегнет к Богу, тогда уныние – первое воюет против него, желая опять возвратить его на грехи его. Прогоняется сие уныние прилежным к Богу приседением, приседению сему благоприятствует воздержание, воздержание сохраняется телесными трудами; и чрез тех-то освобождается Израиль».[1930] В силу-то этого требования – чтобы подвижничество было делом воли самого инока, «самопроизвольным усердием» – оно и является у аскетов Востока с таким неизменным характером и элементом труда, скорби, испытаний,[1931] что и самое достижение совершенства обусловливается этим именно «трудничеством».[1932] Труд и скорбь не оттого, что жизнь подвижника регулируется помимо его желания, а в том, что воля его с трудом подчиняется тем самоопределениям, которые указываются voug’ом как руководителем к истинной жизни.[1933]

Элемент добровольности и личного почина, обусловливаемый полным пониманием дела подвижничества, необходимо должен быть во всех подвигах,[1934] на которые решается инок, иначе подвижничество, совершаемое механически, теряет свой смысл. «Человек по природе имеет предначинание, и его-то взыскует Бог. И поэтому повелевает, чтобы человек сперва понял; поняв, возлюбил и предначал волей», – говорит Макарий Великий.[1935] В силу такого требования восточной аскетики, чтобы весь труд подвижника носил характер разумной и сознательной добровольности, эта последняя черта деятельности подвижника не исключается даже фактом полнейшего подчинения старцу. Требование от новоначального, чтобы он в видах обеспечения своего спасения предал себя воле старца, есть требование всех восточных аскетов.[1936] Но даже и при таком строгом требовании, чтобы послушник уже «ни во что не вменял всякую свою волю»,[1937] внутренняя сторона этого послушания не только не исключает, но предполагает личный почин, предначинание и самопроизвольность подвижника. Путь послушания со своей внутренней стороны является путем свободного, постоянного стеснения своей воли в сознании должности этого.