«Все хотящие быть принятыми в первый чин, – говорит св. Антоний Великий, – не иначе могут этого достигнуть, как смирением, так как вначале то, что свергло с неба, было движением гордости. Итак, если не будет в человеке крайнего смирения, смирения всем сердцем, всем умом, всем духом, всею душою и телом, то они Царствия Божия не наследят».[1985]
Тот же Антоний Великий убеждает подвижника выработать в себе терпение как необходимое условие успеха дела. «Что бы ты ни делал, – говорит он, – делай то с терпением, и Бог поможет тебе во всех делах твоих и во всем, что ни случится с тобой. Смотри, не малодушествуй».[1986] В терпении и проявляется постоянство доброго расположения подвижника, постоянство его смирения и искренней любви к Богу. Значение и смысл искушений, посылаемых Богом человеку, в том и заключается, по воззрению восточных отцов, чтобы выделить подвизающихся и живущих добродетельно только по искренней любви к Богу и укрепить их в этой любви, сообщив доброй воле подвижника устойчивость.[1987] Эта телеология искушений восточных отцов перешла и к преп. Кассиану и нашла у него обстоятельное раскрытие в Собеседовании об убиении святых (Собеседование VI). В решении этого вопроса преп. Кассиан не ограничивается доводами толькоЖизнь подвижника у восточных отцов разделяется на два периода: период трудничества и борьбы и период светлого состояния, как переживания результатов, достигнутых путем трудничества. Царство Божие, как обитание Духа Божия в сердцах людей и как состояние мира и радости,[1988]
достигается только путем усиленных трудов, направленных к очищению сердца. Это общая мысль восточных отцов-аскетов, ее ясно высказывают Антоний Великий, Макарий Великий, авва Исаия, Василий Великий, Григорий Нисский и др.[1989]Вот почему и подвижнику, по словам восточных отцов, в начале его жизни прилично имя Иакова, как запинаемого пороками, а потом уже имя Израиля – зрящего Бога.[1990]
Борьба подвижника сосредоточивается главным образом в области внутренней его жизни и имеет предметом те порочные наклонности, которые мешают человеку быть членом Царства Божия.Восточная аскетика в лице своих представителей, и главным образом в лице монаха Евагрия и Нила Синайского, предшествовала Иоанну Кассиану в учении о восьми главных пороках, с которыми подвижнику приходится бороться в период трудничества. Те самые восемь пороков, около которых по Кассиану группируются все страстные движения человека, указываются уже Евагрием и Нилом Синайским с тем только различием, что у Евагрия четвертым по счету пороком указывается не гнев, как это у преп. Кассиана и Нила Синайского, а печаль.[1991]
Таким образом, преп. Кассиан имел уже много готовых мыслей и готового материала для раскрытия своего учения о страстях. Отличие его в этом отношении от восточных аскетов можно видеть только разве в той полноте и подробности, с какой он исследует причины их, описывает свойства и указывает врачевство их.[1992] У восточных отцов обращается более внимания на психологию страстей с целью дать общую психологическую теорию их возникновения, но частного и подробного описания самого действия и проявления страстей у них нет.«Возбуждаемая воспоминанием похоть есть корень страстей, родственных тьме», – говорит Антоний Великий.[1993]
Благодаря этой похоти человек начинает услаждаться нечистым воспоминанием и в конце концов даст согласие на грех. Поэтому-то семенем греха, из которого (семени) на почве похоти вырастают все пороки, является собственно дурной помысл. «Когда восприимешь мечтание о каком-либо чувственном удовольствии, поберегись, чтобы не быть тотчас увлечену им»,[1994] – советует Антоний Великий. Тот же взгляд на помысл как семя греха можно найти у Макария Великого, Григория Нисского и особенно у Нила Синайского.[1995]