Творения догматико-полемическое и аскетические

У преп. Нила Синайского уже есть попытка психологического анализа постепенного развития страсти. «Беспорядочное стремление чувства, – говорит он, – обыкновенно производит страстный помысл, а помысл – постыдное вожделение, вожделение же – наслаждение и еще одобрение, а за ним следует на деле совершаемый грех, который, как скоро начинается, должно и прекращать в первой причине, отвращать взор, возбуждающий по порядку все, что выше сказано, прежде нежели будет устремлен он и сделает отступление трудным».[1996] Вот почему и Нил Синайский, и другие восточные отцы-аскеты средством к борьбе со страстями считают такую бдительность со стороны подвижника, чтобы не дать уму увлечься дурными помыслами.[1997]

Блуждание ума и рассеянность его сделались как бы естественным состоянием падшего человека, и вот подвижнику нужно бороться с этой рассеянностью, останавливаясь только на добрых помыслах.[1998] Надобно стремиться к тому, чтобы «ум был утвержден в Боге»,[1999] так как тогда уже недоступны будут дурные помыслы, происходящие и от самого человека, и от диавола.[2000]

Основное деление преп. Кассианом всех страстей на телесные и душевные ясно намечено гораздо раньше него еще восточной аскетикой. Преп. Кассиан, взяв это деление, дал только более точное определение различия этих страстей; сделал попытку нового подразделения их на естественные и неестественные и сообразно четвероякому способу их действия указал возможность подразделения их на четыре пары.[2001] Благодаря, конечно, данным восточной аскетики у преп. Кассиана указано довольно ясно внутреннее отношение страстей между собой и тот порядок, в котором следует развитие одной страсти из другой, выделено несколько самых главных страстей и чисто на психологических основаниях указаны лучшие приемы к борьбе со страстями.[2002] Действительно, восточная аскетика сделала немало в этом отношении, особенно в лице Евагрия и Нила Синайского. На «душевные» страсти указывает уже Антоний Великий,[2003] а у свт. Василия Великого есть указание на телесные страсти.[2004] У Нила Синайского есть и определение тех и других страстей, по существу почти одинаковое с преп. Кассианом. «Страсти телесные ведут начало свое от естественных потребностей плоти, и против них нужно воздержание, а страсти душевные порождаются от потребностей душевных, и против них потребна любовь», – говорит Нил Синайский.[2005] Еще ранее преп. Кассиана Нил Синайский и Евагрий выделяли из числа прочих страстей три страсти – чревоугодие, сребролюбие и тщеславие – как такие, которыми обусловливается возникновение всех других страстей, и в подтверждение своих мыслей ссылались на исторический пример искушения Господа диаволом, который старался возбудить в нем именно эти страсти.[2006] Таким образом, в учении о страстях преп. Кассиан заметно сходится с Евагрием и Нилом Синайским. В подобного рода близком отношении стоит преп. Кассиан еще к Григорию Нисскому, но только в другом пункте – по вопросу о молитве. В своем учении о значении молитвы в жизни подвижника, видах молитвы, условиях ее успешности, особенно в изъяснении молитвы Господней, преп. Кассиан сохранил не только мысли и дух восточного отца, но часто даже буквально воспроизводит его.[2007] В изображении молитвенного восхищения как состояния отречения человека от всего земного, как жизни только созерцанием Бога преп. Кассиан следует уже Нилу Синайскому.[2008]

Учение преп. Кассиана о духовном совершенстве как о созерцании и о тех результатах, какие достигаются путем трудничества при очищении сердца, есть общее учение восточных отцов-аскетов.[2009] Основанием этого учения так же, как и у Кассиана, служит у них взгляд на состояние первозданного человека как на такую жизнь, которая имела в своем основании подчиненное положение воли в отношении к велениям богоподобного ума и по своему господствующему настроению была состоянием созерцания, направленного к Богу.[2010] Путь к этому созерцанию, или духовному ведению, для человека падшего есть уже путь подвига в добродетелях,[2011] а самое созерцание Бога, которого достигает подвижник путем подвига в добродетелях, выражает собою высшую степень его духовного совершенства. Поэтому-то и блаженство, получаемое от этого созерцания Бога, таково, что праведник, раз испытавший его, желает непрерывно наслаждаться им.[2012]

Говоря о высшем духовном совершенстве как о созерцании Бога или духовном ведении, восточные отцы употребляют еще и другие термины для характеристики этого совершенства, и употребляют в том именно смысле, какой они получили у преп. Кассиана в силу связи его идей с идеями Востока. Совершенство характеризуется ими как «сыновство»[2013] и обитание в сердце человека Самого Бога;[2014] как любовь,[2015] истинная свобода и высшее ведение,[2016] но преимущество в определении совершенства все-таки отдается созерцанию.