Творения догматико-полемическое и аскетические

2. Ибо он [Col. 104] обычно после того, как мы искупим свое небрежение и неведение [362] и с глубокими воздыханиями испросим себе прощения через исповедание,[363] озабоченно спешит вновь запятнать нас, если найдет, что мы предаемся покою. Особенно он силится исторгнуть и ослабить это наше спокойствие (fiducia)[364] тогда, когда увидит, что мы с большим жаром устремляемся к Богу в своих чистых молитвах, так что иногда кого он не смог поразить во все продолжение ночи, того успевает посрамить в этот кратчайший промежуток времени.[365]

3. Вторая же [причина] та, что, хотя бы и не случилось никакого такого диавольского прельщения,[366] даже чистый сон, позволенный в этот промежуток, порождает вялость в монахе, даже если он тотчас опять проснется, и, наводя на ум сонное оцепенение, на весь день подавляет его силы, притупляет ту проницательность [367] чувства и истощает ту полноту сердца, которые могут весь день сохранять нас бдительными и крепкими против вражеских козней.

По всем этим причинам они к уставным богослужениям присоединяют и частные бдения (privatae excubiae),[368] которые держат со всем вниманием, чтобы и то очищение, которое стяжали псалмопением и молитвой [в церкви], не погубить, и посредством ночного созерцания [369] запастись напряженным вниманием, которое бодренно хранило бы их в продолжение дня.

Глава 14. Каким образом они в своих кельях сочетают ручной труд с молитвой

Впрочем, они исполняют это наряду с работой, [Col. 105] чтобы ими, словно праздными, не смог овладеть сон. Ибо как почти никакой <Р. 84> момент времени они не находятся в праздности, так никогда не полагают конца умному деланию.[370] Упражняя силы как телесные, так и душевные, они уравновешивают относящееся к внешнему человеку с пользой для внутреннего, к скорым движениям сердца и непостоянному волнению помыслов прицепляя тяготу работы, словно некий крепкий и неподвижный якорь, чтобы закрепленное им блуждающее и подвижное сердце [371] могло удерживаться в затворах кельи, как в безопаснейшей пристани, и, будучи таким образом устремлено только к духовному созерцанию и хранению помыслов, не попускало бодренному уму не только ниспасть до согласия с каким-либо дурным внушением, но охраняло бы его даже от всякого излишнего и праздного помысла. Так что нелегко распознать, что от чего зависит – по причине ли духовного поучения они непрестанно упражняются в рукоделии или по причине непрерывности труда приобретают столь преславное преуспеяние в духе и свет ведения.

Глава 15. О правиле, согласно которому каждый должен возвращаться в свою келью сразу по окончании молитв, и о том, какое наказание бывает тому, кто поступит иначе

1. Итак, по окончании псалмопения и ежедневного собрания,[372] как мы ранее упомянули, никто из них не смеет даже на короткое время останавливаться и заводить разговор с кем-то другим. И в течение всего дня никто не решается выходить из своей кельи и оставлять работу, которой обычно занимается в ней, – разве только когда будет вызван для какого-либо необходимого дела.[373] [Col. 106] Это дело, выйдя, они исполняют так, что между ними не завязывается никакой беседы, но всякий, исполняя порученное, читает на память псалом или что-либо из Писания и тем самым не оставляет времени и места не только каким-либо вредным сговорам или дурным совещаниям, но и праздным речам, когда уста и сердце вместе непрестанно заняты духовным размышлением. <Р. 86>

2. И еще строго соблюдается запрет на то, чтобы никто ни с кем, особенно новоначальные,[374] не стоял вместе даже ни минуты, не заходил никуда [375] и не держал друг друга за руку.[376] Если окажется, что некоторые вопреки этому правилу допустили что-либо запрещенное, то, как строптивые и нарушители заповедей, они объявляются виновными в серьезном проступке, так что они не остаются свободными от подозрения даже в каком-либо сговоре или дурном совещании. И пока эту вину не смоют публичным покаянием пред всеми собравшимися воедино братиями, никому из них не позволяется участвовать в братской молитве.

Глава 16. О том, что никому не дозволено молиться с тем, кто отлучен от [общей] молитвы