Но неопределенная сама в себе и затемненная различными диалектическими тонкостями система Ария давала широкое место различному пониманию и всевозможным ее толкованиям. Это обстоятельство послужило основанием к возникновению в среде ариан разногласий, и ересь арианская распалась на партии, далеко расходившиеся между собой в понимании природы и отношения Сына Божия к Отцу. Весьма многие из ариан, не соглашаясь признать, вместе с православными, Сына Божия единосущным (ὁμοούσιος) Отцу, в то же время отвергали и учение Ария о тварности Логоса, как учение противное сущности христианства. Они признавали Его только «подобосущным» (ὁμοιούσιος) высочайшему Божеству. Это была партия так называемых «омиусиан», или «полуариан». Во главе ее, по крайней мере в самом начале, стояли Евсевий Никомидийский и известный церковный историк Евсевий Кесарийский.[361]
Последний из них хотя и подписал Никейский Символ, но понимал его своеобразно и выступил сторонником партии, оспаривавшей учение св. Афанасия. С одной стороны, он отвергал арианское учение о творении Сына Божия из ничего и во времени: Логос, по его представлению, есть Бог от Бога, рожденный из существа Отца; но, с другой стороны, он не хотел признать и того, что Сын Божий единосущен Отцу: по его мнению, Он – существо, посредствующее между Богом и миром; Он – только образ Божий и подобен Ему.[362] Отсюда – аналогия света и луча, так часто выставляемая св. Афанасием для уяснения теснейшего и нераздельного бытия Сына Божия с Отцом, с точки зрения Евсевия, в данном случае неприменима.[363] Отец – говорил он – обладает совершеннейшей полнотой и есть высочайший Бог и без Сына, хотя православные отцы совершенно справедливо возражали ему, что Отец таков именно потому, что имеет Сына и отношение Сыну заключает в Своем существе. Точно так же Евсевий утверждал, что Сын получил бытие по воле Отца,[364] на что св. Афанасий справедливо ему замечал, что это выражение неопределенное и непонятное и что рождение Сына от Отца необходимо отличать от свободного проявления Бога вовне. В подтверждение своих догматических воззрений Евсевий ссылался на некоторые неопределенные выражения древнейших доникейских учителей Церкви, указывая при этом против Никейского вероопределения на то, что выражение «ὁμοούσιος» совершенно новое, тогда как он в употребляемых им выражениях строго держался церковного предания. Далее упомянутых положений Евсевия полуариане собственно не заходили; по крайней мере, мы не видим существенного отличия от этих положений в различных символах, составленных полуарианами на их многочисленных соборах, бывших в период времени между Первым и Вторым Вселенскими Соборами. Во всех их символах недостает одного никейского «ὁμοούσιος», что собственно и составляет отличительный признак православного учения.[365] Это выражение в них обыкновенно заменялось выражением «ὁμοιούσιος», причем последнему, соответственно пониманию той или другой партии, давалось различное значение. Но, как бы то ни было, омиусиане, или полуариане, в сущности были недалеки от православного учения. Признавая Сына Божия рожденным из существа Отца прежде всех веков и пребывающим вместе с Ним, они только затруднялись в применении к Нему выражения «ὁμοούσιος», казавшегося им сродным с савеллианством, и заменяли его выражением «ὁμοιούσιος». Но смысл последнего, по словам св. Илария, собственно одинаков со значением «ὁμοούσιος».[366] Недаром св. Афанасий в одном из своих сочинений указывал на возможность возвращения в лоно православной Церкви тех полуариан, которые, расходясь с православными в понятии о Сыне Божием, в то же время не хотят признавать Логоса тварью, доказывая при этом, что «подобосущие» их в сущности то же, что «единосущие», и что, как скоро отвергнута тварность Логоса, подчинение Его Богу Отцу по существу уже невозможно. Подобными вообще вещи бывают не по существу своему, а только по своим свойствам, сущность же бывает или одинакова, или не одинакова. Если мы говорим о своем образе или подобии существу Божию, то только по общению с существом Божиим посредством Святого Духа; а это, очевидно, неприменимо к Сыну Божию, так как в противном случае значило бы снова признать его тварью.[367] Ввиду такой близости омиусиан к православному учению и полемика православных отцов и учителей против этой арианской партии постепенно смягчалась и отличалась большей сдержанностью и снисходительностью сравнительно с полемикой их против других еретиков того времени.