Творения. Том первый. СЛОВА.

Нельзя не заметить, что во всех рассмотренных нами религиозно-философских системах, представляющих попытки человеческого разума понять и уяснить таинственнейший христианский догмат о Святой Троице, прежде всего и главным образом выступает вопрос о втором Лице Святой Троицы и отношении Его к Богу Отцу; о третьем же Лице или совсем не упоминается, или говорится только в самых общих и неопределенных выражениях. И вообще в то время как Личность Сына Божия с самых первых времен христианства обращала на Себя всеобщее внимание и возникшие по вопросу о Ней споры в короткое время образовали богатую и обширнейшую церковную литературу, Личность Духа Святого долго не входила в предмет богословских рассуждений, и учение о Ней долгое время оставалось почти совсем нетронутым. Святые мужи апостольские, говоря вообще о третьем Лице Святой Троицы, при отсутствии всяких побуждений и повода к подробному и обстоятельному раскрытию учения о Нем, мало или почти вовсе не затрагивали вопросов о Его природе и отношении к двум другим Лицам Святой Троицы. Первые христианские апологеты также мало и только мимоходом касаются этих вопросов. О них нет – и не могло быть – речи и у первых антитринитариев как евионейского, так и патрипассианского направления. Только позднейшие из них – Павел Самосатский и Савеллий, доведшие антитринитарные доктрины до крайних логических результатов, – уже ясно выразили свои еретические идеи и о Духе Святом, как о силе (δύναμις) и проявлении или действии (ἐνέργημα) единоличного Божества. В ответ на эти еретические представления Тертуллиан, св. Ипполит, Ориген, Дионисий Александрийский и другие тогдашние церковные писатели, занятые полемикой с еретиками по вопросу о Святой Троице вообще и о Сыне Божием в особенности, в отношении к Духу Святому ограничились только общими указаниями на Его личное и самостоятельное бытие, равенство по божеству и единосущие с Богом Отцом и Сыном, не входя при этом в подробное раскрытие и доказательства этих истин. Арианство у первых его представителей также все внимание сосредоточило на Личности Сына Божия и почти вовсе не касалось вопроса о третьем Лице Святой Троицы. Ввиду этого обстоятельства и Первый Вселенский Собор, сделав точное определение относительно второго Лица Святой Троицы, в отношении к третьему Ее Лицу ограничился только кратким изречением: (πιστεύομεν) «καὶ εἰς τὸ Πνεῦμα τὸ ἅγιον».[377] Все это вполне понятно и легко объясняется самой сущностью дела, так как для решения вопроса о Святой Троице, очевидно, необходимо было прежде всего определить природу второго Лица и отношение Его к первому – что, как мы видели, вызвало весьма продолжительную и напряженную деятельность богословской мысли – и потом уже перейти к третьему Лицу. Как бы то ни было, однако ж, движение богословской мысли не могло остановиться на вопросе о Сыне Божием; рано или поздно оно должно было коснуться и Личности Святого Духа. И здесь, как и в учении о Логосе, требовалось уяснить представление о третьей Ипостаси Святой Троицы и определить отношение Ее к двум другим Ипостасям. При кратком и не вполне ясном учении Священного Писания о Святом Духе, сравнительно с учением о Сыне Божием, и при отсутствии точного догматического церковного определения о Нем, очевидно, нелегко было говорить прямо и положительно о природе и существе третьей Ипостаси Святой Троицы и Ее отношении к Отцу и Сыну. Вот почему при возникновении этого вопроса в христианской Церкви обнаружилось то разнообразие мнений, которые так метко и ясно характеризует св. Григорий Богослов в одном из своих «Слов»,[378] написанном им перед временем Второго Вселенского Собора (около 380 г.). Упомянув о саддукеях, отрицавших самое бытие Духа Святого, и языческих мудрецах, глубже смотревших на сущность Божественных вещей (Ἐλλήνων οἱ θεολογικώτεροι) и признававших Его, по крайней мере, мировым Умом (νοῦς τοῦ παντὸς), святой отец говорит: «Что же касается современных нам мудрецов, то одни считали Его действием, другие тварью, иные Богом, а иные не решались сказать о Нем ни того, ни другого,[379] из уважения, как они говорят, к Писанию, в котором будто бы относительного этого ясно не сказано ничего, и, таким образом, они ни почитают Духа, ни лишают Его достоинства, оставаясь в отношении к Нему в каком-то среднем или, вернее, весьма жалком положении. И из тех, которые признавали Его Богом, одни благочестивы только в сердце, а другие осмеливаются исповедовать и устами. Слышал я и о других, еще более мудрых измерителях Божества, которые, признавая, вместе с нами, трех Умопредставляемых, различают Их между Собою так: одного считают беспредельным и по существу, и по силе, другого – беспредельным по силе, но не по существу, а третьего – ограниченным в том и другом, подражая, только в другом виде, тем, которые называют Их: одного – Творцом, другого – Сотрудником, а третьего – Служителем».[380]