Творения. Том первый. СЛОВА.

Таким образом, решение вопроса о Святой Троице в четвертом веке приняло совершенно иное направление, чем в предыдущем столетии. Как в монархианских системах все внимание было сосредоточено на идее единства Божества и, в видах сохранения этой идеи в абсолютном смысле, отрицалась идея троичности и ипостасного различия в Божестве, так, напротив, в арианских системах выступала идея троичности – в смысле существенного различия между Лицами Святой Троицы, причем, в видах сохранения христианской монотеистической идеи, Божеством в собственном смысле признавалось только одно первое Лицо Святой Троицы, два же других Лица являлись Его тварями, несравненно низшими и совершенно чуждыми Ему по существу. Те и другие системы – и монархианские, и арианские – одинаково были противны церковному учению о Святой Троице и потому, очень естественно, встретили себе сильную оппозицию со стороны Церкви. Монархианство – как мы уже заметили выше – со всей подробностью и обстоятельностью было разобрано и опровергнуто церковными писателями третьего века. Против же арианства направлена была вся догматическая деятельность Церкви в четвертом веке. В этом отношении, прежде всего, как мы уже видели, сделаны были краткие, но точные вероопределения двух первых Вселенских Соборов. Но само собой разумеется, что такого рода вероопределения, имевшие значение несомненных догматических истин только для сторонников церковного учения, не могли вполне удовлетворить людей с убеждениями, противными церковной истине, желавших проникнуть в самую глубь интересовавших всех в то время догматических вопросов. При живом догматическом интересе, при том брожении религиозно-философских идей, неудержимом стремлении человеческого разума проникнуть в самую сущность христианских догматов и, наконец, при той массе различных религиозно-философских еретических систем, какие мы видим в четвертом веке, – церковно-догматическая деятельность очевидно не могла ограничиться только простыми и краткими вероопределениями, заключенными в символы: задача ее была гораздо шире. Чтобы удовлетворить современным религиозным потребностям и успокоить взволнованные религиозными спорами умы, нужно было стать на современную почву: чтобы опровергнуть ложные религиозно-философские теории и успешно отразить все нападения еретиков, строившиеся на началах разума и науки, нужно было вооружиться тем же оружием и, чтобы спасти христианскую истину, нужно было противопоставить ложному знанию истинное знание, ложным еретическим системам истинную систему христианского знания, словом – нужно было раскрыть и уяснить сущность христианского вероучения и представить его в такой форме, в которой бы оно могло вполне удовлетворить религиозно-философским интересам и требованиям тогдашнего христианского общества. Несмотря на всю трудность этой задачи, нашлось немало церковных писателей, которые взяли на себя и с успехом выполнили ее. Между ними особенно славны имена свв. Афанасия Александрийского, Василия Великого, Григория Нисского и Григория Богослова, которые по всей справедливости считаются самыми блестящими представителями и наилучшими выразителями современной им церковно-догматической деятельности и которые приобрели себе в этой области вселенское значение.

Высокообразованный, обладавший глубоким умом, тонким остроумием и сильной диалектикой, св. Афанасий показал себя горячим поборником православия и опасным врагом арианства еще на Первом Вселенском Соборе. Занявши, вслед за тем, архиепископскую кафедру в Александрии, он провел все время своей сорокапятилетней святительской деятельности в борьбе с современным ему арианством. Он вполне понимал всю опасность и вред для Церкви господствовавшей в его время ереси и потому решился показать перед всеми ее несостоятельность, опровергнуть все возражения еретиков против православного учения о Сыне Божием и, в противоположность еретическим заблуждениям, представить истинное церковное учение по данному вопросу. И в этом отношении св. Афанасий достиг таких блестящих результатов, что в своей полемике с арианством и раскрытии положительного учения о Сыне Божием сделался образцом для всех современных и следовавших за ним церковных писателей, боровшихся с арианскими доктринами.