Творения. Том первый. СЛОВА.

Среди догматических движений по вопросу о Святой Троице, среди напряженной борьбы Церкви с еретиками, противниками этого главного и существенного христианского догмата, мало-помалу выдвигался и вскоре сделался предметом серьезных обсуждений другой вопрос – вопрос из области христологической. Личность воплотившегося Сына Божия глубоко интересовала богословские умы еще в предыдущий период христианской истории. Но, между тем как почти вся тогдашняя богословская мысль сосредоточивалась только на самом факте воплощения и достоинстве Воплотившегося, теперь выступал вопрос более глубокий и таинственный – вопрос о способе соединения двух естеств в одном лице Иисуса Христа. Арианская система, занятая почти исключительно учением об отношении Сына Божия к Отцу, по-видимому, не касалась этого вопроса. Но ее основной принцип тварности Сына Божия очевидно вел к ложным заключениям и в отношении к учению о воплощении и Личности Искупителя. Если Сын Божий – творение, хотя и высшее сравнительно с людьми,[531] то, очевидно, принимая человеческое тело, Он Сам же должен был заступить место оживлявшей его души, потому что, при тварности и ограниченности воплотившегося Логоса, нельзя допустить в воспринятом Им теле еще другую тварную и ограниченную духовную субстанцию со всеми свойствами духовно-разумной человеческой природы. Нетрудно было сделать подобного рода вывод из арианской системы. И действительно, некоторые из строгих ариан, или евномиан, учили, что Сын Божий при Своем воплощении принял только одну плоть человеческую и, заступив Собою место души, Сам Своим существом страдал и действовал в этом теле.[532] В ответ на это христологическое лжеучение защитники православного учения указывали на то, что для искупления рода человеческого недостаточно было ни одного божества, ни одного простого человечества [533] или какого-либо высшего творения,[534] но что Сам Сын Божий соделался человеком и в одном Лице Своем представил совершенного Бога и совершенного человека.[535] Две природы – Божеская и человеческая – соединены в Его Лице нераздельно, и потому, живя на земле, Он действует, как Бог и как человек.[536] Но, представляя это положительное учение Церкви о воплощении Сына Божия, православные отцы еще не раскрывали вопроса об отношении между божеством и человечеством в Лице Богочеловека, а только указывали на факт воплощения. Между тем при всеобщем внимании и интересе тогдашнего христианского общества к догматам, при всеобщем стремлении проникнуть в самую сущность христианских истин ограничиться этим было нельзя; необходимо было раскрыть, каким именно образом соединились две природы в Лице Иисуса Христа, в каком отношении они находятся между собой и как, при соединении двух самостоятельных естеств, сохраняется единство Лица Богочеловека; словом – требовалось раскрыть и уяснить вопрос о способе соединения Божеского и человеческого естеств в Лице Иисуса Христа. Решение и раскрытие этого трудного и таинственного вопроса взял на себя в четвертом веке Аполлинарий младший, епископ Лаодикийский.[537]