Исходным пунктом системы Аполлинария служит его взгляд на природу человеческую вообще и на грех как ее необходимую принадлежность. Под влиянием антропологических воззрений Платона и, ближайшим образом, неоплатоника Плотина, он признавал человека состоящим из духа, души и тела (νοῦς, ψυχὴ, σῶμα). Душа и тело составляют низшую, животную, чувственную и несамодвижимую сторону человеческой природы.[538]
Дух же, или ум, – начало высшее, свободное, самодвижимое и управляющее плотью, делающее ее человеческой жизнью, отличной от жизни животной.[539] Будучи по природе своей ограниченным и изменчивым, ум человеческий не способен только к одной добродетели [540] и не в состоянии преодолевать плотских страстей, напротив, сам измышляя грех, приводит его в исполнение посредством плоти и, таким образом, становится действительным виновником греха.[541] Последний, передаваясь наследственно вместе с телесными свойствами человеческой природы, постоянно живет в человечестве и составляет как бы необходимую принадлежность человеческой природы.[542] Сообразно с такими воззрениями на человеческую природу и нравственное ее состояние, Аполлинарий считал невозможным признать соединение совершенного Божества с совершенным человеком. Две природы, бесконечно различные между собой, казалось ему, не могут соединяться в одном лице и представлять в нем нераздельное единство и гармонию. Допустить управление и воздействие этих двух начал на одну и ту же плоть значило, по мнению Аполлинария, допустить между ними постоянную борьбу.[543] Притом так как ум человеческий и при единении с умом Божественным не может быть свободным от унаследованной им наклонности ко греху, то, допуская принятие Сыном Божиим полной человеческой природы, необходимо будет для Него признать нужду в очищении от живущего в Нем греха и освящении.[544] Правда, борьба и грех в Лице Иисуса Христа могут быть уничтожены посредством ограничения ума человеческого; но это было бы насилием и ограничением свободы живого существа,[545] что, конечно, противно воле Творца, создавшего свободными и Ангелов, и людей.[546] Уничтожение же борьбы и греха в Лице Богочеловека посредством возвышения человеческого ума до неизменности ума Божественного соединено с необходимостью уничтожения в Нем естества человеческого [547] или же, наоборот, с идеей усыновления и обоготворения воспринятого Сыном Божиим естества человеческого и вознесения его с Ним на небо;[548] в последнем случае явилась бы необходимость к трем Лицам Божества присоединить еще четвертое – обоготворенного человека.[549] Вообще с признанием в Лице Иисуса Христа полного человечества, по мнению Аполлинария, божество является в Нем уже четвертой, совершенно чуждой, частью человеческого естества,[550] причем оно соединяется с человечеством не ипостасно, а только нравственно, как просвещающая его Божественная сила; человечество служит временным вместилищем для Божества, и последнее обитает в нем так же, как некогда обитало, в качестве просвещающей мудрости, в ветхозаветных пророках.[551] Но такое учение очевидно противно учению Церкви. Обойти же его можно, по мнению Аполлинария, не иначе как только отвергнув в воспринятом Сыном Божиим человеческом естестве высшую его сторону – самодвижимый ум и заменив его Божеством.[552] Так он и поступил. Единство Лица Богочеловека, при двойстве естеств, в православном учении, по его мнению, может быть понимаемо не иначе как только в смысле единения Божественного ума с человеческой плотью как совокупностью души и тела, причем Божественный ум заступает место человеческого.[553] Только при этом условии, по словам Аполлинария, и открывается вся тайна Боговоплощения. Сын Божий, предвечный и соестественный Отцу, во времени принимая на Себя душу и тело человека и заменяя Собою человеческий ум, образует одно целое и совершенное трехчастное существо, в котором одна часть делается собственной другой и, таким образом, дает место особенной, истинно богочеловеческой жизни.[554] Однако ж единение божества с человечеством в Лице Иисуса Христа не сопровождается слиянием или изменением свойств той и другой природы, подобно тому как плоть и дух в человеке, составляя в совокупности одно существо, не теряют и не изменяют своих естественных свойств.[555] Напротив, каждое из соединившихся естеств остается в целости и неизменности.[556] Свойства той или другой природы в Богочеловеке не сливаются и не уничтожаются, а только срастворяются, так что каждое из них, взятое само в себе, может обнаруживать особенности, только ему принадлежащие. [557] Таким образом, воплощение Сына Божия, по воззрению Аполлинария, не есть превращение бесстрастного Божества в страстное человечество и человечества в бесстрастное Божество, а только соединение несамодвижимой плоти человеческой с Божественным умом в одном самодвижимом существе, по подобию человека.[558] Отсюда понятно, как нужно смотреть на все действия Иисуса Христа во время земной Его жизни, на Его страдания и смерть. Сын Божий, по бесконечной любви к роду человеческому, добровольно является в человеческой плоти, испытывает свойственные последней состояния и даже подвергается страданиям и смерти.[559] Но так как при воплощении Божество нисколько не изменилось и не утратило Своих Божественных свойств, то необходимо признать, что Оно не было доступно всему, что происходило с плотью: Божественная сила Сына Божия оставалась бесстрастной и неизменной в продолжение всей Его земной жизни и, следовательно, не участвовала в страданиях и смерти Искупителя.[560] Отсюда, однако ж, не следует, что жизнь и страдания Иисуса Христа не имеют за собой искупительного значения. Сын Божий, соединяя со Своим самодвижимым умом несамодвижимую человеческую плоть и через то во всем уподобляясь человеку, тем самым усвояет Себе как Божеству все, что совершается с этой плотью.[561] В силу единения двух естеств в одном Лице Богочеловека Он действует в одно и то же время, как человек и как Бог,[562] и то, что совершается Им по плоти, делается собственным и Его духу, т. е. Божеству. Но как совершается Спасителем самое дело искупления рода человеческого от греха и его обновление? Ответ на этот вопрос вытекает уже из самого учения Аполлинария о воплощении Сына Божия. Принявши на Себя несамодвижимую человеческую плоть, как орган, который сам по себе грешить не может, Сын Божий как высочайший самодвижимый и неизменный Божественный ум без всякого насилия покоряет Себе ее со всеми греховными ее влечениями, делает ее органом совершенной добродетели и святости [563] и, таким образом, в своем Лице уничтожает грех.[564] Со стороны же спасаемого человечества требуется только подражание Христу в добродетели и победе над грехом.[565] Но так как сам человек, при своем изменчивом и склонном ко греху уме, не может вполне подражать Христу [566] и достигать полной свободы от греха и полного нравственного совершенства,[567] то только одна вера во Христа может сделать его свободным от греха и участником добродетели, низводя на него благодатную силу Божественного ума, или благодать Святого Духа;[568] вера, без всяких заслуг со стороны христианина, очищает его от грехов и усовершает его в добродетели и таким образом приводит его к вечному спасению.[569]