Противники божества Духа Святого, с которыми св. Григорий главным образом полемизировал, известны под одним общим именем «духоборцев» (Πνευματομάχοι). Сюда принадлежали и строгие ариане (аэциане, евномиане и акакиане), которые, отрицая божество и единосущие Сына Божия с Отцом, в силу логической последовательности должны были то же утверждать и в отношении к Духу Святому, – и полуариане, которые, при незначительном уклонении от православных в учении о Сыне Божием, никак не хотели, вместе с ними, признать божество и единосущие Духа Святого с Отцом и Сыном. Между последними, как известно, особенно выдавался Македоний, который, ставши во главе всех духоборцев, сообщил свое имя духоборческой ереси. Занятые главным образом вопросом о третьей Ипостаси Святой Троицы, македониане почти совсем не входили в подробное исследование учения о Сыне Божием и, сближаясь в этом отношении с православными, далеко не разделяли воззрений крайних, или строгих, ариан. В силу этого обстоятельства св. Григорий в своей полемике с ними является гораздо снисходительнее, нежели с арианами и евномианами по вопросу о Сыне Божием. К этой снисходительности и даже некоторому уважению к македонианам располагал его и тот суровый и благочестивый образ жизни, при котором они представлялись Богослову «причастниками Святого Духа хотя в некоторой мере». Весьма красноречиво характеризуют его отношение к этого рода еретикам следующие его слова, обращенные к ним: «Мы стараемся не о победе, – говорит он, – а о возврате братьев, разлука с которыми для нас столь тяжела. Говорим это вам, в которых есть несколько жизни и которые здраво рассуждают о Сыне. Удивляясь вашей жизни, мы не вполне одобряем ваше учение. Пользуясь дарами Духа, примите и Самого Духа, чтобы вам не только подвизаться, но и подвизаться
Сущность македонианского лжеучения состояла, по словам св. Григория, в том, что оно, отрицая божество Духа Святого, признавало Его рабом (δοῦλον), тварью (ποίημα ἢ κτίσμα) и Богом чуждым и не известным из Писания (ξένον θεὸν καὶ ἄγραφον).[1073]
Восставая со всей силой и ревностью против такого нечестивого и богохульного учения, Богослов твердо и решительно выставляет и доказывает Божеское достоинство и равенство Святого Духа с Отцом и Сыном. «Еретики, – говорит он, – негодуют на нас за Духа Святого, полагая, что мы вводим какого-то чуждого и в Писании не известного Бога... А мы так смело веруем в божество Духа, которому и поклоняемся, что и речь начинаем Его богословием (т. е. исповеданием Его божества), применяя к Нему те же самые выражения, какие употребляем по отношению ко всей Троице».[1074] После того как уже было доказано вечное субстанциальное бытие Духа Святого, ему не трудно было перейти к доказательству и Божеского достоинства третьей Ипостаси Святой Троицы. И действительно, продолжая приведенный уже нами аргумент, св. Григорий с логической необходимостью приходит к тому заключению, что мы можем мыслить Духа Святого не иначе как Божеством. «Если Дух есть субстанция, а не свойство или принадлежность субстанции, как уже доказано выше, то необходимо предположить, что Он или тварь, или Бог, так как чего-либо среднего между Богом и тварью – отличного ли от того и другого или сложенного из того и другого – не выдумают даже те, которые создают трагелафов».[1075] Если Он – тварь, то как же мы в Него веруем (εἰς αὐτὸ πιστεύομεν) или в Нем совершенствуемся? Ибо не одно и то же – веровать во что (πιστεύειν εἴς τι) и верить чему (περὶ αὐτοῦ πιστεύειν): веруем мы в Бога, а верим всякой вещи.[1076] Далее, «если Он – тварь, то как может обожать (ποιεῖν θεὸν) и соединять нас с Богом?».[1077] Он должен прежде Сам сделаться Богом, чтобы потом уже нас возвысить до Божества. «Но если Он – Бог, а не тварь, то уже не произведение, ни сослужебное, ни вообще что-либо такое, что носит низкие имена».[1078]