Творения. Том первый. СЛОВА.

Но что должно быть с теми, которые, омывшись от греховной нечистоты водой крещения и вступив в новую, святую жизнь, поддаются искушениям диавола и снова впадают в грехи? На основании общего воззрения Григория Богослова на таинство Крещения и его значение можно ожидать с его стороны весьма строгого отношения к согрешающим после крещения. Таинство Святого Крещения, как учит Назианзин, очищая человека от содеянных им грехов, восстанавливая и обновляя падший в нем образ Божий, в то же время служит заветом его с Самим Богом о вступлении в жизнь новую, лучшую и всецело посвященную Богу. Следовательно, согрешающий после крещения «становится нарушителем завета с Богом и, кроме виновности в соделываемых им грехах, виновен еще во лжи».[1294] Спрашивается: лишается ли он спасения навсегда или оно, под известными условиями, возвращается ему? В ответ на этот вопрос св. Григорий Богослов обнаруживает сколько строгости, столько же и снисходительности к падшим христианам: с одной стороны, он не хочет допускать гибельных для нравственности послаблений их греховным поступкам, с другой – далеко не разделяет того нравственного ригоризма, каким проникнуты были отношения к падшим христианам современных ему еретиков-новациан. Он признает, что для согрешивших после крещения «нет другого ни возрождения, ни воссоздания, ни восстановления в прежнее состояние»; но в то же время допускает, что греховные раны, хотя не без труда, излечиваются глубокими воздыханиями и обильными слезами покаяния. Он готов допустить, что этим средством совершенно изглаживаются даже следы греховных ран, но в то же время признает его труднейшим врачебным средством, притом не для всех доступным, а потому советует лучше не иметь нужды во втором, труднейшем очищении, а твердо стоять на первом – легчайшем и одинаково открытом для всех без различия. В самом деле, – говорит святитель, – «сколько нужно пролить слез, чтобы они сравнялись с источником крещения! Притом кто поручится, что смерть ждет нашего исцеления и что перед судилищем (Христовым) мы предстанем уже не должниками и для нас не потребуется там огненного испытания (τῆς ἐκεῖσε δεομένους πυρώσεως)? Быть может, ты, как добрый и человеколюбивый садовник (γεωργὸς), будешь молить Господа пощадить еще и не посекать смоковницы (т. е. души), как бесплодной (Лк. 13:6), а дозволить осыпать ее гноем – слезами, воздыханиями, молитвами, возлежаниями на голой земле, бдениями, изнурением тела и исправлением посредством исповеди и самоуничижения; но неизвестно, пощадит ли ее Господь, как напрасно занимающую место, между тем как другой нуждается в попечении и, вследствие долготерпения к ней (душе), делается худшим».[1295] Таким образом, св. Григорий Богослов считает возможным спасение для человека, согрешившего после крещения, только под условием глубокого внутреннего сокрушения о грехах и внешнего церковного покаяния. С этой точки зрения он не одобрял и горячо восставал против воззрений новациан, не хотевших принимать в церковное общение падших христиан ни под какими условиями. В глубоком сознании слабости человеческой природы и удобопреклонности человека ко греху, св. Григорий обращается с сильным упреком к еретикам, гордившимся своим мнимым благочестием и чистотой и не имевшим никакой снисходительности к падшим братьям по вере. «Признаю, – говорит он, – что человек – существо изменчивое и по природе непостоянное, а потому с готовностью принимаю это последнее крещение (т. е. крещение покаяния)... потому что знаю, что сам обложен немощью (Евр. 5:2) и какой мерой буду мерить, такой возмерится и мне. А ты что говоришь? Что за закон даешь ты, новый фарисей, чистый только по имени, а не в душе, и внушающий нам правило Новата, а сам будучи таким же немощным, как и мы? Ты не допускаешь покаяния? Не хочешь знать никаких слез? Не плачешь слезно? Пусть не будет к тебе таким и Судия! Ужели ты не тронут человеколюбием Иисуса, Который недуги наша прият и понесе болезни (Мф. 8:17), Который пришел не к праведникам, а к грешникам, их призвать к покаянию, Который хочет милости, а не жертвы (Мф. 9:13), прощает грехи до семьдесят крат седмирицею (Мф. 18:22)? Как блаженна была бы твоя высота, если бы она была действительно чистой, а не гордостью, предписывающей человеку законы невыполнимые и заканчивающей исправление его отчаянием! Ибо одинаково нехороши как излишняя снисходительность – не исправляющая, так и беспощадное осуждение: первая совершенно ослабляет узду, а последнее чрезмерным напряжением душит». Если бы строгость противников к согрешающим – продолжает Богослов – соединялась с их собственной чистотой, то в таком случае она была бы достойной одобрения. На самом же деле, можно думать, они потому и доказывают неисцельность падшего человека, что сами покрыты все ранами. Между тем немалочисленные примеры библейские с очевидностью доказывают возможность для согрешивших снова получить спасение посредством глубокого и искреннего покаяния. Так, в Давиде покаяние сохранило даже пророческий дар; апостол Петр троекратным исповеданием своей любви к Божественному Учителю загладил свое троекратное от Него отречение; коринфский беззаконник после раскаяния и достойного наказания был также снова принят в Церковь, чтобы он, обремененный чрезмерным наказанием, как говорит апостол, «не сделался жертвой великой скорби» (2 Кор. 2:7).[1296]