Творения. Том первый. СЛОВА.

Совершенно иная, чем праведников, ожидает в будущем участь людей нечестивых: они, по учению св. Григория, подвергнуты будут вечному мучению. В чем именно будет состоять это мучение, можно заключить отчасти из того, что Богослов говорит о нем, противополагая его блаженному состоянию праведников. «Как праведники, – говорит он, – наследуют невыразимый свет святой и царственной Троицы, Которая тогда будет озарять их яснее и чище и всецело соединится с полным умом... так, напротив, уделом нечестивых, кроме прочего, будет мучение или – вернее сказать – прежде всего другого отчуждение от Бога и стыд в совести, которому не будет конца».[1369] Если, таким образом, блаженство праведников будет состоять в теснейшем единении их с Богом и созерцании Его бесконечных совершенств, то, напротив, мучение грешников будет происходить от пребывания их во мраке и удалении от Бога, сознании их нравственной нечистоты и бесконечного угрызения совести. Но не одно только нравственное мучение будут терпеть грешники в будущей жизни; их ожидает еще там, по мнению св. Григория, огонь карательный, который будет жечь их нестерпимо и вечно. В «Слове на Святое Крещение», сказавши об огне «очистительном, истребляющем вещество и злые навыки», Богослов говорит: «Знаю огонь и не очистительный, а карательный... уготованный диаволу и аггелом его (Мф. 25:41)... огонь ужаснейший, который, действуя вместе с червем неусыпающим, неугасим и вечен для злых. Все это указывает на силу истребительную, если только кому-либо не угодно на это смотреть снисходительнее и сообразно с достоинством Наказующего».[1370] Нет никакого основания, конечно, отвергать буквального значения этих слов Назианзина и сомневаться в том, что он разумел под огнем карательным огонь вещественный. Но, с другой стороны, характер богословия и вообще творений св. Григория дает некоторое основание идти в понимании приведенных его слов далее буквы. Так как, наряду с внешней стороной религиозных предметов и явлений, Богослов вообще любит искать и внутренний их смысл и даже более – духовной стороне всегда придает большее значение, нежели чувственной, то едва ли ошибочным будет предположить, что и здесь под огнем карательным он разумел огонь не столько вещественный, сколько нравственный. Это весьма естественное предположение не только не противоречит тому, что, как мы уже видели, святой отец говорит относительно нравственных мучений грешников,[1371] но, напротив, вполне согласно и даже находит себе в тех словах некоторое объяснение. В самом деле, если ум или дух человеческий, по мысли св. Григория, есть как бы частица Божества (конечно, отнюдь не в материальном смысле, а в смысле происхождения и ближайшего сродства с Божеством) и если, в силу этого, стремление к соединению с Божеством составляет его естественную необходимость и неизгладимую печать, то, понятно, лишение этого единения и лицезрения Божия, составляющее, по мнению Богослова, наказание для грешников, и будет тем неугасимым карательным огнем, который, сожигая их, возбуждает в них ничем неутолимую жажду и причиняет им нестерпимые мучения, поддерживаемые, как бы неусыпающем червем, бесконечными угрызениями совести. Впрочем, это объяснение нисколько не исключает мысли и об огне вещественном, и буквальный смысл учения св. Григория об огне карательном остается во всей своей силе.

Представленными догматами исчерпывается, можно сказать, все догматическое учение св. Григория Богослова. Некоторые же, впрочем весьма немногие, догматические истины, встречающиеся в его творениях, опущены нами на том основании, что они не получили у него никакого раскрытия, упоминаются им только мимоходом и не имеют особенного значения в общем составе его догматической системы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ