Тысяча лет ирландской поэзии

Монахини и матери творят
Себе кумиров сходно; но виденья,
Что мрамором блестят в дыму лампад,
Дарят покой и самоотреченье, —
Хоть так же губят. — О незримый Взгляд,
Внушающий нам трепет и томленье
И все, что в высях звездных мы прочли, —
Обман, морочащий детей земли!

VIII

Лишь там цветет и дышит жизни гений,
Где дух не мучит тело с юных лет,
Где мудрость — не дитя бессонных бдений
И красота — не горькой муки бред.
О брат Каштан, кипящий в белой пене,
Ты — корни, крона или новый цвет?
О музыки качанье и безумье —
Как различить, где танец, где плясунья?

ВИЗАНТИЯ[126]

Отхлынул пестрый сор и гомон дня,
Спит пьяная в казармах солдатня,
Вслед за соборным гулким гонгом[127]

стихИ шум гуляк ночных;
Горит луна, поднявшись выше стен,
Над всей тщетой
И яростью людской,
Над жаркой слизью человечьих вен.

Плывет передо мною чья-то тень,

Скорей подобье, чем простая тень,
Ведь может и мертвец распутать свой
Свивальник гробовой;
Ведь может и сухой, сгоревший рот
Прошелестеть в ответ,
Пройдя сквозь тьму и свет, —
Так в смерти жизнь и в жизни смерть живет.

И птица, золотое существо,

Скорее волшебство, чем существо,
Обычным птицам и цветам упрек,
Горласта, как плутонов петушок,[128]
И яркой раздраженная луной,
На золотом суку
Кричит кукареку
Всей лихорадке и тщете земной.

В такую пору языки огня,

Родившись без кресала и кремня,
Горящие без хвороста и дров
Под яростью ветров,
Скользят по мрамору дворцовых плит:
Безумный хоровод,
Агония и взлет,
Огонь, что рукава не опалит.

Вскипает волн серебряный расплав;

Они плывут, дельфинов оседлав,
Чеканщики и златомастера —
За тенью тень! — и ныне, как вчера,
Творят мечты и образы плодят;
И над тщетой людской,
Над горечью морской
Удары гонга рвутся и гудят…

СОЖАЛЕЮ О СКАЗАННОМ СГОРЯЧА

Я распинался пред толпой,
Пред чернью самою тупой;
С годами стал умней.
Но что поделать мне с душой
Неистовой моей?

Друзья лечили мой порок,

Великодушия урок
Я вызубрил уже;
Но истребить ничем не смог
Фанатика в душе.

Мы все — Ирландии сыны,

Ее тоской заражены
И горечью с пелён.
И я — в том нет моей вины —
Фанатиком рожден.

БЕЗУМНАЯ ДЖЕЙН О БОГЕ

Тот, что меня любил,
Просто зашел с дороги,
Ночку одну побыл,
А на рассвете — прощай,
И спасибо за чай:
Все остается в Боге

.

Высь от знамен черна,

Кони храпят в тревоге,
Пешие, как стена
Против другой стены,
Лучшие — сражены:
Все остается в Боге.

Дом, стоявший пустым

Столько, что на пороге
Зазеленели кусты,
Вдруг в огнях просиял,
Словно там будет бал:
Все остается в Боге.

Вытоптанная, как тропа,

Помнящая все ноги
(Их же была толпа), —
Радуется плоть моя
И ликует, поя:
Все остается в Боге.