Читаем Тысяча осеней Якоба де Зута полностью

Капитан оглядывается, и на глаза ему попадается мальчишка-полукровка с курчавыми волосами, заплетенными в косицу. Он занят тем, что треплет пеньку.

– Хартлпул!

Парень, отложив веревку, подходит к нему:

– Да, сэр!

Лицо Хартлпула говорит о детстве без отца, привычке к обзывательствам и замечательной жизнестойкости.

– Распутай, пожалуйста, мне этот флаг, Хартлпул.

– Сэр!

Босоногий мальчишка, перемахнув через планшир, балансирует на бушприте…

«Сколько лет назад, – задумывается Пенхалигон, – я был таким же шустрым?»

…и взбегает по круглому рангоутному дереву, укрепленному под углом почти в сорок пять градусов.

Капитан нащупывает у себя на груди распятие Тристрама.

Хартлпул останавливается, добежав до рея – сорок ярдов над водой и тридцать ярдов вверх. Зажав коленями гик, он распутывает флаг.

– Интересно, он умеет плавать? – вслух сам себя спрашивает Тальбот.

– Не знаю, – говорит мичман Малуф, – но вряд ли…

Хартлпул проделывает обратный путь с той же гибкой грацией.

– Если матушка его и была арапкой, – комментирует Рен, – папаша явно был котом.

Хартлпул спрыгивает на палубу, и капитан вручает ему новенький фартинг.

– Ловко проделано, парень.

Хартлпул широко раскрывает глаза от такой неожиданной щедрости. Благодарит Пенхалигона и возвращается к пеньке.

Дозорный на мачте кричит:

– Встречающие подошли к шлюпке почти вплотную!

Пенхалигон подносит к глазу подзорную трубу. Два сампана приближаются к шлюпке. На переднем – три японских чиновника: двое – в сером, третий, помладше, – в черном. Сзади сидят трое слуг. Второй сампан везет двух голландцев. Лица на таком расстоянии толком не разглядишь, но можно разобрать, что один – загорелый, бородатый и корпулентный, а другой – тощий как палка и бледный как мел.

Пенхалигон передает подзорную трубу Сниткеру. Тот докладывает Смейерсу результат наблюдений.

– Он говорит, капитан, те, что в серых кафтанах, – чиновники, в черном – переводчик. Здоровенный голландец – Мельхиор ван Клеф, управляющий факторией. Тощий – пруссак, зовут Фишер. Он второй по старшинству.

Ван Клеф, сложив руки рупором, окликает Ховелла с расстояния в сотню ярдов.

Сниткер еще не закончил говорить. Смейерс переводит:

– Он говорит, сэр, ван Клеф – крыса в человеческом обличье. Как это… Шкурная продажа? А Фишер – проныра, врун, мошенник и шлюхин сын, сэр, с большими амбициями. По-моему, сэр, мистер Сниткер их недолюбливает.

– Судя по описанию, – рассуждает Рен, – похоже, они оба с готовностью откликнутся на наше предложение. Вот уж кого нам не надо, так это неподкупных и принципиальных.

Пенхалигон забирает у Сниткера подзорную трубу.

– Таких здесь не водится.

Морские пехотинцы Катлипа перестали грести. Шлюпка проплывает еще немного по инерции и останавливается.

Лодка с японскими чиновниками касается носа шлюпки.

– Не пускайте их на борт, – вполголоса предупреждает Пенхалигон первого лейтенанта.

Лодки сталкиваются носами. Ховелл отдает честь и кланяется.

Японцы-инспекторы кланяются и салютуют. Все представляются друг другу через переводчика.

Один инспектор и переводчик привстают с мест, как будто собираясь перейти в шлюпку.

«Задержи их, – мысленно умоляет Пенхалигон Ховелла, – задержи…»

Ховелл сгибается в приступе кашля. Взмахом руки просит извинения.

Второй сампан приближается к шлюпке с левого борта.

– Неудачная позиция, – бормочет Рен. – Зажали с обеих сторон.

Ховелл наконец откашлялся. Он снимает шляпу, приветствуя ван Клефа.

Ван Клеф встает и тянется через борт, чтобы пожать руку Ховелла.

Тем временем отвергнутый инспектор и переводчик снова садятся.

Помощник управляющего Фишер неуклюже встает, раскачивая лодку.

Ховелл рывком дергает рослого ван Клефа в шлюпку.

– Один есть, мистер Ховелл, – шепчет капитан. – Ловко сработано.

Издали слабо доносится раскатистый смех ван Клефа.

Фишер делает шаг к шлюпке, держится на ногах нетвердо, как новорожденный олененок…

…Но к великому огорчению Пенхалигона, теперь и переводчик ухватился за борт шлюпки.

Ближайший морской пехотинец окликает майора. Майор Катлип пробирается к ним…

«Погоди, – шепчет бессильный вмешаться капитан, – не пускай его в шлюпку!»

Тем временем лейтенант Ховелл машет рукой помощнику управляющего.

Катлип стискивает руку никому не нужного переводчика…

«Погоди, погоди, погоди! – Капитану хочется заорать во все горло. – Подожди второго голландца!»

…И Катлип выпускает переводчика, как будто у него внезапно рука отнялась.

Наконец-то Ховелл поймал руку пошатывающегося Фишера.

«Сажай его в лодку, Ховелл, – шепчет Пенхалигон, – черт тебя побери!»

Переводчик, решив не дожидаться помощи, ставит ногу на левый фальшборт шлюпки. В этот самый миг Ховелл перетаскивает пруссака через правый…

…И половина фальшивых матросов выхватывают сверкающие на солнце сабли.

Остальные веслами отталкивают прочь сампаны.

Переводчик в черном кафтане падает в воду, словно Пьеро.

Шлюпка полным ходом возвращается к «Фебу».

Ван Клеф сообразил, что его похищают, и бросается на лейтенанта Ховелла.

Его перехватывает майор Катлип и сбивает с ног. Шлюпка угрожающе раскачивается.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги