Тысяча осеней Якоба де Зута

– Настоящее – это поле битвы, – Ёсида, насколько может, выпрямляет спину, – где различные «что, если» соперничают за то, чтобы стать будущим «то, что есть». Что помогает какому-либо одному «что, если» одолеть своих противников? Ответ… – Больной заходится кашлем. – Ответ: «Разумеется, военная и политическая мощь» – всего лишь отговорка, ибо что направляет умы обладающих мощью? Ответ: «Вера». Вера может быть идеалистичной или приземленной, демократической или конфуцианской, восточной или западной, робкой или дерзкой, основанной на ясной мысли или на самообмане. Вера сообщает Мощи: нужно следовать этому пути, и никакому другому. Где же то лоно, в котором зарождается Вера? Где тот тигель, в котором выплавляется мировоззрение? Слушатели Академии Сирандо, я говорю вам: мы – этот тигель. Мы – это лоно.

Во время первого перерыва зажигают светильники, разводят огонь в жаровнях, чтобы немного отогнать холод. Тут и там вскипают разговоры. Переводчики Удзаэмон, Арасияма и Гото Симпати сидят вместе с пятью-шестью слушателями Академии. Алгебраист Авацу извиняется за то, что беспокоит Удзаэмона:

– Просто я надеялся услышать известие, что вашему отцу лучше…

– Он по-прежнему не встает с постели, – отвечает Удзаэмон, – однако находит способы всех подчинить своей воле.

Те из присутствующих, кто лично знает переводчика первого ранга Огаву-старшего, улыбаются, опустив глаза.

– Чем страдает господин? – спрашивает раскрасневшийся от сакэ доктор Янаока из Кумамото.

– Доктор Маэно считает, что у отца рак…

– Такой диагноз, как известно, подтвердить весьма трудно! Давайте завтра соберем консилиум.

– Доктор Янаока очень добр, но отец крайне придирчиво относится к выбору тех, кто…

– Ну-ну, я знаю вашего почтенного отца двадцать лет!

«Да, – думает Удзаэмон, – а он сорок лет тебя презирает».

– «Если капитанов слишком много, – цитирует Авацу, – корабль заплывет в горы». Наверняка доктор Маэно отлично справляется. Я помолюсь за его скорейшее выздоровление.

Другие тоже обещают молиться. Удзаэмон благодарит всех.

– Еще одного знакомого лица не видно, – замечает Янаока. – Дочка доктора Аибагавы – та, что с ожогом.

– Так вы не слышали, какое счастье ей привалило? – говорит переводчик Арасияма. – Оказалось, денежные дела покойного доктора были в самом плачевном состоянии; говорили даже, что вдова не сможет сохранить за собой дом. Узнав о бедствиях семьи, господин настоятель Эномото не только уплатил все долги до последнего сэна, он еще и нашел для дочери доктора местечко в монастыре на горе Сирануи.

– В чем же тут счастье? – Удзаэмон немедленно жалеет, что раскрыл рот.

– Полная чашка риса каждый день, – восклицает приземистый химик Одзоно, – и всего обязанностей, что прочесть сутру-другую! Для изуродованной девушки, которую никто замуж не возьмет, это и вправду несказанное счастье. Конечно, отец позволял ей играть в ученую даму, но нужно и вдове посочувствовать. Подобает разве дочери самурая присутствовать при родах и общаться с потными голландцами?

Удзаэмон запрещает себе отвечать.

Банда – специалист по землеведению из болотистого Сэндая.

– Когда я был в Исахае, до меня доходили странные слухи о храме настоятеля Эномото.

– Если вы не хотите обвинить в чем-то неподобающем близкого друга Мацудайры Саданобу и старшего академика Сирандо, – жизнерадостно предостерегает Авацу, – не обращайте внимания на слухи о храме господина Эномото. Монахи живут своей жизнью, монашки – своей.

Удзаэмон и хочет, и не хочет узнать, какие слухи дошли до ушей Банды.

– Кстати, где сегодня настоятель Эномото? – спрашивает Янаока.

– В столице, – говорит Авацу. – Улаживает какие-то мудреные храмовые дела.

– У себя в Касиме, – говорит Арасияма. – Вершит суд, я так слышал.

– А я слышал, он поехал на остров Цу, – говорит Одзоно. – На переговоры с корейскими купцами.

Открываются раздвижные двери; по залу прокатывается приветственный гул.

На пороге – доктор Маринус и Сугита Гэмпаку, один из известнейших ныне живущих ученых, осваивающих голландскую науку. Хромой Маринус опирается на трость; пожилой Сугита опирается на слугу. Оба ученых с наслаждением устраивают шутливую перепалку о том, кому первым входить, и решают спор с помощью старинного метода «камень, ножницы, бумага». Маринус выигрывает, но, пользуясь своей победой, пропускает Сугиту вперед.

– Посмотрите-ка! – изумляется Янаока, вытягивая шею. – Какие волосы у этого иностранца!

Огава Удзаэмон смотрит – и видит, как Якоб де Зут задевает макушкой притолоку.

– Всего тридцать лет назад… – Сугита Гэмпаку сидит на небольшом возвышении для лектора, – в Японии нас было трое ученых и одна книга: вот этот старик, кого вы видите сейчас перед собою, доктор Накагава Дзюнъан и мой дорогой друг доктор Маэно, который среди прочих своих открытий, – Сугита поглаживает тощую седую бородку, – несомненно, обнаружил эликсир бессмертия, ибо не постарел с тех пор ни на день.

Доктор Маэно, смущенный и довольный, качает головой.