У нас всегда будет Париж

– Может, – сказал отец Келли, – у вас нашлось бы несколько минут взглянуть на этого пса, потому что в данный момент он занимается чем-то очень необычным.

– Необычным? В каком смысле?

– Видите ли, отец, – сказал отец Келли, – на этой неделе пес уже дважды вернулся в больницу сам по себе… он и сейчас тут.

– Отец Риордан с ним?

– Нет. Об этом-то я и хочу сказать. Пес совершает обходы сам по себе, без указаний отца Ри ордана.

Отец Гилман усмехнулся.

– И это все? Очевидно, он очень смышленый пес. Как лошадь, запряженная в молочную тележку, когда я был мальчиком, она и без указаний молочника точно знала, перед какими домами нужно останавливаться и ждать.

– Нет, нет. Тут какой-то замысел. Но я не знаю наверняка, какой именно. Поэтому я хотел, чтобы вы посмотрели своими глазами.

Вздохнув, отец Гилман поднялся и сказал:

– Хорошо, пойдем взглянем на этого необыкновенного зверя.

– Сюда, – сказал отец Келли и проводил его в холл, а затем вверх по лестнице на второй этаж.

– Думаю, он где-то здесь, – сказал отец Келли. – А, вот же он.

В этот момент пес в красной бандане покинул палату номер 17 и, не обращая на них внимания, зашел в палату номер 18.

Они стояли за порогом и наблюдали за псом, который сидел у койки и, казалось, чего-то ждал.

Пациент в постели заговорил; отец Гилман и отец Келли услышали, как больной что-то шепчет, а пес тем временем терпеливо ждет.

Наконец, шепот прекратился, и пес, протянув лапу, коснулся постели, замерев на мгновение, затем вышел и засеменил в другую палату.

Отец Келли и отец Гилман переглянулись.

– Не поразительно ли? Что он делает?

– Боже праведный, – сказал отец Гилман. – Кажется, пес…

– Что?

– Думаю, пес принимает исповедь.

– Не может быть!

– Да. Не может, но так оно и есть.

Двое священников стояли в полумраке, прислушиваясь к голосу другого шепчущего пациента. Они подошли к двери и заглянули в палату. Пес тихо сидел, пока пациент облегчал душу.

Наконец они увидели, как пес протягивает лапу, прикасаясь к постели, затем поворачивается и покидает палату, едва замечая их.

Священники стояли изумленные и бесшумно последовали за псом.

В следующей палате пес сел у койки. Вскоре пациент увидел пса, улыбнулся и сказал слабым голосом:

– Благослови меня.

Пес тихо сидел, а пациент заговорил шепотом.

Они шли за псом вдоль коридора, переходя из палаты в палату.

Между тем молодой священник, взглянув на пожилого, заметил, что лицо отца Гилмана искажает гримаса и наливается кровью так, что даже у него на лбу проступили вены.

Наконец, пес закончил свой обход и стал спускаться по лестничной клетке.

Священники – следом.

Когда они оказались у входа в больницу, пес уходил в сумерки. Никто его не встречал и не провожал.

И тут отца Гилмана прорвало и он возопил: – Эй, ты! Пес! Не смей возвращаться! Слышишь? А не то прокляну! Призову на твою голову геенну огненную! Слышишь? Пес! Убирайся! Прочь! Вон отсюда!

Пес ошеломленно покружил на месте и пустился бежать.

Пожилой священник стоял, тяжко дыша и зажмурясь, с багровым лицом.

Молодой отец Келли всматривался в темноту.

Наконец, потрясенный, он выговорил:

– Что вы сделали?!

– Проклял, – сказал пожилой священник. – Что за порочный, страшный, ужасный зверь!

– Ужасный? – недоумевал отец Келли. – Разве вы не слыхали сами, какие слова они говорили?

– Слыхал, – сказал отец Гилман. – Он осмеливается прощать, призывать к покаянию, выслушивать признания этих несчастных больных!

– Но, – воскликнул отец Келли, – разве не то же делаем мы?

– И это призваны делать мы, – возмущался отец Гилман. – Мы и больше никто!

– Неужели? – засомневался отец Келли. – Разве другие отличаются от нас? Скажем, разве в прочном браке задушевный разговор посреди ночи не есть своего рода исповедь? Разве не так молодые супружеские пары прощают друг друга и продолжают жить? Разве это не похоже на то, что делаем мы?

– Задушевный разговор! – вскричал отец Гилман. – Задушевный разговор, псы и порочные звери!

– Отец, он может и не вернуться!

– Тем лучше. Я не потерплю в своей больнице ничего подобного!

– Боже, разве вы не заметили? Это же золотистый ретривер. Какое название! После целого часа выслушивания своих пациентов и просьб о прощении разве вам не хотелось бы, чтобы вас так называли?

– Золотистый ретривер?

– Именно. Подумайте об этом, – сказал молодой священник, – а теперь довольно. Идем, посмотрим, много ли вреда принес этот, как вы его величаете, зверь.

Отец Келли вернулся в больницу. Чуть погодя за ним зашел пожилой священник. Они прошагали по холлу и в палатах осмотрели пациентов на койках. В здании воцарилась особенная тишина.

В одной палате они обнаружили непривычное умиротворение.

В другой услышали шепот. Отцу Гилману показалось, что он услышал имя Марии, хотя не мог сказать наверняка.

Так они обошли притихшие палаты в этот необычный вечер, и чем больше пожилой священник ходил, тем сильнее чувствовал, как с него спадает короста невежества, пелена презрения и подкожный жир пренебрежения. И придя в свой кабинет, он ощутил, что избавился от незримой плоти.

Отец Келли пожелал ему спокойной ночи и вышел.