У нас всегда будет Париж

Он добрался до океана минут за двадцать, посмотрел на пустующую вышку спасателя в лунном свете, прислушался к прибою и подумал: черт, спасать некого. И поехал домой.

Забрался в постель с недопитым пивом и медленно потягивал его, глядя в потолок, пока жена, отвернувшись головой к стене, не спросила наконец:

– Ну и что ты учудил на этот раз?

Он допил пиво, откинулся на подушку и смежил веки.

– Даже если расскажу, – проговорил он, – не поверишь.

В Балтиморе дамочка

По дороге на кладбище Менвил решил купить чего-нибудь съестного. Они притормозили у придорожного киоска близ апельсиновой рощи, который торговал бананами, яблоками, голубикой и, разумеется, апельсинами.

Менвил выбрал пару великолепных крупных сверкающих яблок и подал Смиту.

Смит сказал:

– С чего вдруг?

Менвил просто ответил с таинственным видом:

– Съешь, съешь.

Они оставили пиджаки в машине и остаток пути до кладбища прошли пешком.

Уже за оградой им пришлось еще долго идти, пока они не нашли имя, которое искали.

Смит посмотрел вниз и спросил:

– Росс Симпсон – твой старый школьный приятель?

– Да, – ответил Менвил. – Он самый. Из нашей компании. Лучший друг, можно сказать. Росс Симпсон.

Они стояли, молча пережевывая свои яблоки.

– Должно быть, он был незаурядный человек, – предположил Смит. – Ты проехал такое расстояние, но не взял цветов.

– Нет, только яблоки. Увидишь.

Смит посмотрел на имя.

– Что было в нем такого особенного?

Менвил откусил от яблока и сказал:

– Он обладал постоянством. Каждый божий день после полудня он ездил на трамвае в школу, а потом домой. На переменке он был тут как тут. Сидел рядом со мной за партой. Мы ходили на выборный курс короткого рассказа. Вот как это было. И еще временами на него находило какое-то непонятное безумие.

– Например? – полюбопытствовал Смит.

– Ну, скажем, мы, стайка из пяти-шести мальчишек, собирались обедать. Мы все отличались, но, с другой стороны, были как бы похожи. Росс выбрал меня, чтобы потешаться. Знаете, как это бывает у приятелей.

– Это как?

– Он любил придумывать всякие игры-розыгрыши. Оглядывал всех и говорил:

«Кто-нибудь, скажите «Грейнджер».

Посмотрит на меня и говорит:

«Скажи «Грейнджер».

Я говорю «Грейнджер». А Росс качает головой и говорит:

«Нет, нет. Кто-нибудь из вас, скажите «Грейнджер».

Кто-то из ребят говорит «Грейнджер», и они хохочут, покатываются со смеху, потому что тот произнес «Грейнджер» не так, как надо. Затем Росс поворачивается ко мне и говорит:

«Теперь твоя очередь».

Я говорю «Грейнджер». Никто не смеется, и я торчу среди них как белая ворона.

В этой проделке была своя уловка, свой секрет, но я был так туп и наивен, что не догадывался о розыгрыше.

– В другой раз я был в гостях у Росса, и его приятель по имени Пипкин перегнулся через балкон в гостиной и сбросил на меня кота. Вы представляете?! Кот свалился мне прямо на голову и расцарапал все лицо. Потом только я понял, что кот мог выцарапать мне глаза. Росс воображал, что это сногсшибательная шутка. Росс гоготал, а вместе с ним Пипкин, а когда я швырнул кота через всю комнату, Росс завозмущался:

«Смотри, что ты сделал с котом!» – злился он.

«Смотри, что кот сделал со мной!» – закричал я.

Это был грандиозный розыгрыш. Он всем рассказывал. Все смеялись, кроме меня.

– Такое не забывается, – сказал Смит.

– Он был со мной в школе каждый день. Мой лучший друг. Каждый раз после обеда он съедал яблоко и, покончив с ним, говорил:

«Огрызок яблочка».

А кто-то другой говорил:

«В Балтиморе дамочка».

Затем Росс спрашивал:

«Кто твой друг?»

Они тыкали пальцами в меня, и он запускал в меня огрызком, и пребольно. Это вошло в привычку и повторялось года два минимум раз в неделю. Огрызок яблочка – в Балтиморе дамочка.

– И это лучший друг?

– Именно, лучший друг.

Они стояли у могилы, догрызая свои яблоки. Солнце припекало, ветра не было.

– А еще что? – поинтересовался Смит.

– Ничего особенного. Иногда в обед я просил разрешения у преподавателя машинописи поработать на машинке, что-нибудь напечатать, ведь своей у меня не было. Наконец, мне посчастливилось купить машинку, очень дешево. Пришлось целый месяц экономить на обедах. И вот я скопил на собственную машинку. Отныне я мог сочинять, когда мне заблагорассудится.

Однажды Росс посмотрел на меня и говорит: «Господи, да ты хоть понимаешь, кто ты такой?»

Я сказал:

«И кто же?»

А он:

«Коржик ты черствый. Столько денег за дурацкую машинку! Как есть, черствый коржик».

Я часто думал, что однажды, когда я напишу свой великий американский роман, то назову его «Коржик черствый».

Смит сказал:

– Лучше, чем «Гэтсби»?

– Точно, лучше. Ведь у меня была машинка. Они молчали. Раздавался лишь хруст уменьшающихся в размерах яблок.

На лице у Смита появилось такое выражение, будто он пытается что-то припомнить, и вдруг он прошептал:

– Огрызок яблочка.

На что Менвил молниеносно откликнулся:

– В Балтиморе дамочка.

Смит вопросил:

– Кто твой друг?

Менвил, глядя на имя друга у своих ног, вытаращив глаза, сказал:

– Грейнджер.

– Грейнджер? – сказал Смит и уставился на товарища.

– Да, – сказал Менвил. – Грейнджер.