Убийственное лето

– Когда-нибудь с ее разрешения я расскажу вам, какой она была очаровательной девочкой и как много ей пришлось пережить.

Она старалась сдержаться, чтобы у нее не брызнули слезы, но я чувствовал, что она уже не сможет остановиться и выплачется, когда я уйду. Я спросил:

– А мужу своему вы сказали?

Она отрицательно покачала головой.

Назавтра около полудня, или, может, это было на день позже, уже не помню, Ева Браун пришла в мастерскую в переднике. Почтальон, проезжавший мимо мастерской в своей желтой малолитражке, мне ничего не привез, а ей вручил открытку от дочери. На открытке был изображен не пейзаж, а какой-то допотопный автомобиль. Стоял штемпель: 29 июля, отправлено из Авиньона. Это первое, на что я посмотрел – откуда она. У меня сразу помутилось в голове.

Шариковой ручкой, без точек и запятых, соблюдая только ей известные правила орфографии, она писала:

«Дорогая мамочка!

Не переживай, я в порядке и скоро вернусь. Не знаю, что мне написать Пинг-Понгу, поэтому покажи ему эту открытку, он не тупой, все поймет. Главное, передайте Коньяте, что у меня все в порядке, ну, и остальным тоже. Больше нет места писать, на этом все. Не переживай. Целую. Твоя дочь».

Похоже, она зачеркнула подпись «Эль» и вывела заглавными буквами в конце последней строчки, рядом с адресом: «ЭЛИАНА».

Я присел на подножку грузовика, который тогда чинил. Держа открытку между двумя указательными пальцами, чтобы не испачкать, я перевернул ее. И тогда прочел подпись под моделью машины, то, о чем я бы никогда не догадался: «1930. “Делайе”. Модель 108».

Я спросил у Евы Браун, есть ли у нее знакомые в Авиньоне. Она показала жестом, что нет. После долгого молчания она, да, именно она, спросила меня, понял ли я, что имела в виду ее дочь. Я показал жестом, что да. Она спросила меня, из хороших ли это побуждений? Я показал жестом, что да.

Теперь-то я точно знаю, что делала Эль в этом городе, где раньше никогда не бывала. Знаю, что, несмотря на свою ужасную одержимость и одиночество, она нашла время поискать в магазине «Призюник» или в газетном киоске именно эту открытку, а может быть, она подвернулась ей случайно, неважно, но это же говорит о том, что она меня любила, разве не так?

У моей «делайе» шестицилиндровый двигатель мощностью 20 л.с., с тремя карбюраторами и правым рулем, она рассчитана на скорость 170 км/час. Скорее всего, она никогда ее не выжмет, но это еще вполне сносная машина, и она очень помогла мне пережить следующую нескончаемую неделю. Я с ней возился до полуночи, оттягивая момент возвращения в пустую комнату, а два или три раза даже ночевал в мастерской. У меня не было желания разговаривать с братьями. О чем вообще можно было говорить?

В воскресенье мой шеф одолжил мне свою DS, и я поехал на ней в Авиньон. Я оставил машину возле крепостной стены и пошел в город пешком. Я заходил наугад в разные отели, узнать, нет ли ее там. Жуткий день. Люди толкали меня на тротуарах. Я видел влюбленные парочки, девушки – ровесницы Эль гуляли за руку с парнями, которым живется куда лучше, чем мне, а я ходил один, было страшно жарко. В любом случае, как я позже узнал, в то воскресенье Эль уже не было в Авиньоне. Она продолжала свою гонку. На исходе дня я сел в машину и долго сидел, разглядывая через стекло каменные укрепления, а потом завел мотор и уехал. У меня с собой была открытка, которую оставила мне ее мать. По дороге я остановился возле Форкалькье поужинать в бистро и там снова вытащил ее. Нет, не перечитывать, я и так знал ее наизусть.

В среду ночью мотор «делайе» впервые плавно заработал. Генрих Четвертый был рядом. Он сказал:

– Нужно еще раз все проверить, но, похоже, ты почти со всем справился.

Он, как и я, имел в виду перебои с выхлопом и положил руку на выход трубы. Я сказал:

– Если вопрос только в этом, я запросто все налажу.

Я заночевал в мастерской. Утром пришла Жюльетта и разбудила меня. Меня вызывали на новый пожар, куда именно, не знаю. Я позвонил и сказал, что не приеду. Я каждый день надеялся, что вернется Эль. Мне хотелось быть при этом дома.

Накануне я смотался в казарму, купил упаковку аспирина в аптеке, чтобы увидеть вблизи этого Филиппа, знакомого Эль. Ему сорок, примерно моего роста. Худой, она говорила, что ей нравятся худые мужчины. Похож на состарившегося студента, можно сказать, интеллектуала: говорит отрывисто, не глядя в глаза, явно застенчивый. Я сказал ему, что я муж Эль. Он уже знал. Я спросил, не видел ли он ее недавно. Он покачал головой. Сказал: «Простите» – и начал обслуживать клиентку. Я заметил, что его помощница, хмурая девица лет тридцати с короткой стрижкой, собралась уходить. Я подождал ее немного поодаль, на тротуаре. Стал ее расспрашивать, но ничего не добился – она только пригрозила, что вызовет полицию.

Потом я прошел мимо кинотеатра «Ле-Руаяль». Как уже сказал в самом начале, я посмотрел на афишу фильма Джерри Льюиса, который показывали в конце недели. Я видел, как к вечернему сеансу пришла Лулу-Лу. Она сказала, что завтра днем свободна, и я назначил ей встречу в четыре на выезде из города.