В машине я спросил его:
– Это правда, что в прошлую среду ты стоял с Эль возле городского бассейна?
Он явно удивился, что я в курсе, но сказал, что правда. Опустив голову, добавил:
– Только ничего себе не придумывай.
И хотя он одного роста со мной, а может быть, даже выше, я всегда смотрел на него, как на ребенка. Я ответил ему:
– Я ничего не придумываю. Вот ты мне все и расскажи.
Он сел на пригорок возле нашего участка. Я стоял при свете вечернего солнца, и моя тень падала прямо на него. На нем были старые, слишком короткие полотняные брюки, он носит их на работу, рубашка в широкую сине-зеленую полоску. Прядь волос падала ему на один глаз. Он сказал мне:
– В прошлую среду я пытался ее удержать. Но оказалось невозможно.
Я спросил его:
– Но почему ты ничего не сказал мне, если знал, что она уезжает?
Он ответил:
– И это было невозможно.
Он откинул волосы со лба и посмотрел на меня. Он сказал мне:
– Она не хотела, чтобы я тебе говорил, а теперь, когда я увидел, что ты вытворяешь, я рад, что послушался. Она боялась и была права.
Он посмотрел мне прямо в лицо, подняв голову, в его глазах можно было прочесть грусть и вызов. Я спросил его:
– Что именно она не хотела, чтобы ты мне рассказал?
Он пожал плечами, потупился и не ответил.
Я сел рядом с ним. Я сказал:
– Бу-Бу, ты не можешь оставить меня вот так, в полном неведении.
Я сказал это очень спокойно, не поворачивая головы в его сторону. Он долго молчал. Растирал пальцами комок земли. Потом сказал:
– Она говорила со мной той ночью, когда ты ее избил. И на следующий день тоже. Ты помнишь слова Коньяты вечером на свадьбе? Это правда. Она зовет на помощь.
Я хотел от него только одного – чтобы он сказал мне, почему она ушла и куда именно, но я сидел, не двигаясь, и ждал. Я понимал: стоит мне задать лишний вопрос, и он вообще ничего больше не скажет. Я знаю Бу-Бу, я живу с ним всю жизнь. Он сказал:
– Поклянись мне, что, если я тебе расскажу, ты и шагу не сделаешь из деревни и будешь ждать, пока она не вернется.
Я поклялся нашей матерью. На самом деле я не очень-то собирался держать слово, это были пустые слова, но я поклялся.
Он сказал мне:
– Прошлым летом, когда она еще жила в Араме, она ходила днем на поляну в лесу, выше Брюске, иногда одна, иногда с компанией. Загорать. Как-то днем она пошла одна, появились двое мужчин, она не слышала, как они подошли, и они поймали ее.
У меня перехватило дыхание, но так как он замолчал, я спросил у него, что он имеет в виду, когда сказал, что ее поймали.
Он нервно дернул плечами и ответил, не глядя на меня:
– Я передаю ее слова. Но мне ей не пришлось объяснять. Они ее поймали.
После долгой паузы он продолжил:
– Два или три дня спустя они вернулись и стали рыскать вокруг дома. Она никому ничего не сказала, потому что они ее страшно напугали, да и в любом случае в их деревне ей все равно никто бы не поверил. Увидев их неподалеку, она пришла в ужас. Тогда она пошла в лес поговорить с ними.
Я закричал срывающимся голосом:
– Сама к ним пошла?
Он рывком повернулся ко мне с перекошенным от ярости лицом и глазами, полными слез. Он тоже закричал таким же, как у меня, прерывающимся и напряженным голосом:
– Что ты хочешь этим сказать – «сама к ним пошла»?! Ты понимаешь, с какими подонками она имела дело? Они обещали, что сломают ей нос и выбьют кочергой все зубы и что с матерью ее поступят так же, что будут выдирать у матери волосы пучками, а ее заставят их глотать. Они сказали, что еще не такое делали с подобными девицами руками наемных типов, особенно с одной, которую те избили и оставили калекой, потому что она решила, что самая умная, и пошла заявить в полицию. Скажи, тебе понятно?
Он схватил меня за рубаху. Он тряс меня, словно вбивая в грудь каждое вылетавшее у него слово, а по щекам текли слезы. Наконец он меня отпустил, вытер слезы рукавом и отвернулся, закашлявшись, будто старался отдышаться.
Постепенно он пришел в себя. Солнце исчезло. Я словно оцепенел. Бу-Бу сказал очень тихо, голосом, лишенным всяких эмоций:
– В другой раз они отвезли ее на машине в гостиницу. Но больше она их не видела. Строительство плотины над Арамом закончилось. Сначала она уехала оттуда и жила с родителями в шале, которое выделила им мэрия. А зимой, когда они переселились сюда, она была уверена, что все позади. Иногда, когда она об этом думала, у нее возникало чувство тревоги, но потом она решила, что они ее терроризировали только для того, чтобы с ней гнусно развлечься, и на этом все закончилось.
Он несколько секунд помолчал и добавил:
– Месяц назад они ее отыскали.
Я спросил:
– Когда?
– За два дня до ее дня рождения. Она ужинала в Дине со школьной учительницей. Один из них, тот, что говорил самые мерзкие вещи, оказался в том же ресторане.
– Они живут в Дине?