Я тоже заорал, чтобы она успокоилась и объяснила мне все толком. Она сказала:
– Не по телефону. Сейчас она спит, ей дали снотворное. Вы сможете ее увидеть только завтра. Поэтому умоляю вас, приезжайте сначала ко мне, я должна с вами поговорить.
Я сказал:
– Черт возьми, да скажите же мне, что с ней?
Она ответила высоким прерывающимся голосом:
– Что с ней? Она даже не знает, кто она, вот что с ней! Говорит, что ее зовут Элиана Девинь, что живет в Араме, и ей девять лет! Вот что с ней!
Она долго плакала на том конце провода. Я повторил много раз:
– Мадемуазель Дье!
Но ответа не последовало. Наконец я сказал, стараясь проглотить ком в горле:
– Я приеду к вам.
Но несмотря на прилив ярости, который не давал мне ни думать, ни двигаться, я знал, что должен кое-что доделать до отъезда, и сказал:
– Я приеду, но не сразу. Дождитесь меня.
И закончил разговор. Генрих Четвертый положил на рычаг упавшую трубку.
Он привез сиделку мадам Тюссо приглядывать за папашей Девинем. Сейчас со стариком была моя мать. Ева Браун уехала на автобусе в Сен-Обан, а там должна пересесть на поезд в Марсель. Все пытались уговорить ее, чтобы она подождала меня, но не смогли. Она не плакала и никак не выказывала свое волнение. Она хотела увидеть дочь, и точка. Генрих Четвертый только сказал мне, что в машине она, сама того не замечая, несколько раз заговаривала с ним по-немецки. Перед отъездом она просила Жюльетту передать мне, чтобы я привез Эль одежду и белье, потому что, когда ее нашли, при ней не было ни чемодана, ни сумки. Больница называется «Ла-Тимон»[77]
. Я должен захватить свидетельство о браке. Я на все отвечал «да».Я вернулся домой на своей «делайе». Там были Бу-Бу и Коньята, они уже в общих чертах знали, что произошло. Я попросил Бу-Бу отвести тетку наверх, мне нужно помыться. Когда они ушли, я открыл шкаф с ружьями, взял «ремингтон», коробку с патронами и отнес в багажник машины.
Я помылся и побрился, аккуратно отвечая на вопросы Бу-Бу, чтобы не волновать его еще больше, но главное, потому что он допытывался, что я собираюсь делать. Я сказал ему:
– Сперва я ее увижу. А уж там решу. А ты не вздумай никому проболтаться.
У нас в комнате я взял фибровый чемодан, который оставила Эль, положил туда два платья, пару обуви, белье, новую ночную рубашку. Ее белый махровый халат занимал слишком много места, мне не удалось его впихнуть. Для себя я взял трусы и чистую рубашку. Надел черные брюки, черное поло Микки и свою бежевую поплиновую куртку.
Вернулся в мастерскую. Было семь или полвосьмого. Я сказал Генриху Четвертому:
– Окажи мне услугу. Поговори с Жоржем Массинем, пусть не заявляет в полицию. Скажи ему, что я очень сожалею о случившемся и заплачу, сколько с меня причитается. Возьми с собой Жюльетту, она лучше тебя сумеет его убедить.
Он молча смотрел на меня несколько секунд. Жюльетта замерла в дверях кухни на площадке лестницы, ведущей в мастерскую. Я сказал Генриху Четвертому:
– Я вас подожду здесь. Если ты не против, я возьму твою DS и поеду на ней в Марсель. Моя «делайе» может подвести в любой момент.
Думаю, он понял, что я пытаюсь остаться один на полчаса. Генрих Четвертый далеко не дурак. Я не хотел, чтобы кто-то из них увидел у меня ружье, не потому что они стали бы меня отговаривать – сейчас никто на свете не сумел бы меня отговорить, – просто я боялся, что, если меня поймают, их могут в чем-то обвинить. Он не ответил. Наконец повернулся к Жюльетте и сказал:
– Идем со мной, можешь не переодеваться, не на танцы собираемся.
Когда они ушли, я поставил «делайе» подальше в гараж. Вытащил чемодан, положил в него коробку с патронами. Отнес «ремингтон» на верстак, отпилил ствол электропилой и отшлифовал его. Потом подпилил приклад, чтобы он стал вровень с рукояткой, теперь вся его длина была около шестидесяти сантиметров. Захват был не супер, но с двух рук и не дальше, чем с десяти шагов, я не мог промахнуться даже на первом выстреле. Я тщательно почистил и смазал весь механизм. Я не торопился. Пытался сосредоточиться и делать все очень тщательно.
В какой-то момент я услышал, как у бензоколонки остановилась машина, вышел, чтобы ее заправить. Надел брезентовый передник, чтобы не испачкаться. Пока я заливал бензин в «Ситроен GS», водитель – каменщик, который работает на самом верху перевала, – сказал мне:
– А ты, говорят, женился?
Я ответил:
– Как видишь.
Я посмотрел на деревянную лестницу, ведущую в дом. Вспомнил воскресный вечер на следующий день после свадьбы, когда Эль сидела рядом со мной, а я курил сигару. Я тогда подумал, что она любит только меня, и это было правдой. Нет, я не потерял ее, ее у меня отняли, сломали и свели с ума.
Я очистил верстак от опилок и металлической стружки. Завернул «ремингтон» в тряпку, засунул в чемодан и положил туда же отпиленные куски ствола и приклада. Повесил на место передник. Вымыл руки. Вышел на улицу и сел на лестнице, дожидаясь возвращения шефа и Жюльетты. Было жарко, как обычно этим летом, хотя солнце уже давно скрылось за горами, и в деревне стояла тишина.