Убийственное лето

– Ключи от студии должны лежать в ее почтовом ящике. Последний по счету от входной двери на первом этаже. Она боялась держать их при себе, чтобы вы не нашли, но в то же время думала, что, если все сложится неудачно, вам придется туда поехать.

Я никак не выдал своих чувств. Только повернул голову, будто счел эту информацию полезной, после того что узнал от нее. Она все-таки спросила меня глухим голосом:

– А что вы теперь будете делать?

Я ответил:

– Сначала поеду в Марсель увидеть ее. А уж потом решу.

Она покормила меня на кухне. С прошлого дня я съел только один бутерброд и, кажется, теперь ел с аппетитом, но совсем не помню, что именно, вообще ничего не помню. Только вижу, как она сидит напротив меня со стаканом в руке, в платье-рубашке из шелковистой ткани персикового цвета – такие были в моде несколько лет назад и продавались в магазине «Призюник». Она опьянела. Снова принялась мне рассказывать, как Эль обнаружили в Марселе на пляже, напротив парка Борели. Когда я заметил, что она уже это говорила, она ответила:

– Ах да!

И по щекам у нее скатились две слезинки.

Она хотела оставить меня переночевать – было уже за полночь, – но я отказался, предпочел ехать в Марсель, ведь я все равно не смогу уснуть. Она проводила меня до калитки. Луна была почти полной и отражалась в озере. Она сказала мне:

– Я тоже хотела бы ее увидеть. Как только будет возможно.

Я пообещал позвонить ей. Она стояла с полотенцем на голове и смотрела, как я сажусь в машину. Она так и не выпустила из рук стакана.

От Брюске до Диня около восьмидесяти километров, но много крутых поворотов перед выездом на автомагистраль. Я запарковался на бульваре Гассенди в два часа ночи перед единственным еще освещенным зданием, чем-то вроде дискотеки, хозяин которой старался выпроводить оттуда последних посетителей. Он объяснил мне, как найти улицу д’Юбак. Я пошел пешком. Было тихо и пустынно, я слышал только эхо своих шагов.

В доме, который описала мне мадемуазель Дье, освещение в подъезде автоматически не включилось. Я на ощупь в отблесках света уличного фонаря нашел последний по счету деревянный почтовый ящик. Он был заперт на навесной замок. Я рванул его изо всех сил и сорвал вместе с ушком. Внутри лежала связка из трех ключей: один длинный и два коротких, английских. Насколько я мог рассмотреть, на ящике не было написано имени хозяина квартиры.

По лестнице в глубине двора я поднялся на четвертый этаж. На площадку проникал свет снаружи. На нее выходили две двери – по одной с каждой стороны, но в левой была только одна замочная скважина. Я с большими предосторожностями открыл правую. После каждого поворота ключа прислушивался, не разбудил ли кого-то в доме.

Я вошел и включил свет. Запер дверь, быстро осмотрел узкую кухню, выкрашенную красной глянцевой краской. На мойке стояло два вымытых стакана, в холодильнике – початая бутылка пива. Я так и не узнал, кто здесь пил пиво. Во всяком случае, наверняка не Эль. Рассказываю именно так, как все видел.

В главной комнате, где тоже преобладал красный цвет, не было заметно чужого присутствия. Кровать, покрытая бархатным покрывалом, аккуратно застелена, шкафы пустые. Никаких следов, что Эль приходила сюда. На столике пепельница, но чистая. Я открыл один из ящиков шкафа – ничего.

Затем заглянул в ванную. Разумеется, я не ждал, что в зеркале, висящем над раковиной, сохранилось отражение моей жены, даже если она и смотрелась в него несколько дней назад, но одна вещица на полочке тут же привлекла мое внимание, и мне показалось, что я получил удар под дых. Это была ее зажигалка «Дюпон» с гравировкой «Эль» внутри отшлифованного квадратика на верхней панели.

Я размышлял, держа ее в руке. Во вторник, перед тем как я ее ударил, я вытряхнул на кровать содержимое белой сумочки, и эта зажигалка точно там была. Потом Эль приезжала из Диня всего один раз – в воскресенье, в день гонки. По крайней мере, насколько мне известно. Выходит, она оставила здесь свою зажигалку случайно, что было на нее непохоже, или же нарочно, чтобы я увидел.

Я стал искать дальше. Мне пришла в голову одна мысль, и я вернулся на кухню. Вытащил из-под раковины небольшой белый мусорный бак, который открывается, когда нажимаешь ногой на педаль. Он был почти пустой: окурки «Житан» и пустая пачка из-под печенья к аперитиву. Я не знал, что и думать.

Какое-то время я посидел на кровати. Снова осмотрел все ящики. Я говорил себе: «А вдруг она рассчитывала, что ты когда-нибудь придешь сюда, вдруг оставила ключи в почтовом ящике специально для тебя, тогда где-то должна быть и записка, какое-то сообщение». Стрелка на моих часах уже давно перевалила за три. Я старательно отгонял от себя мысли об окурках «Житан», брошенных в мусорный бак, и о том, что сюда до меня приходил какой-то мужчина. Я подумал, что если она боялась этих двух ублюдков, что вполне естественно, то должна была обращать внимание на каждую мелочь. Вы даже представить не можете, что мне вдруг пришло в голову: «Ну, кретин, чего ты добился, порывшись в моей сумке?»